Никаких торжеств по случаю выпуска не было. К чаю в столовой выдали по булочке. Тоже событие – с начала войны в армии кормили хлебом ржаным. Белый хлеб только для лётного состава и старших командиров.
Илья, как и другие выпускники спецшколы, ещё не успел познакомиться толком с сотрудниками отделения, как получил первое задание. Предстояло в виде маршрутного агента пройти нелегалом с поддельными документами по трём адресам. Вроде и не сложное задание, но на оккупированной территории. Оружие, документы настоящие, консервы брать с собой запрещалось. Немцы на перекрёстках и мостах ставили заставы и досматривали всех, особенно тщательно – молодых мужчин. Илье напомнили, чтобы не вздумал сидеть у костра. Запах дыма впитывается в одежду, волосы. Немцы, кроме проверки документов и досмотра сумок, вещмешков, узлов и чемоданов, обязательно обнюхивают. Пахнешь дымом – партизан, у них не было другого способа обогреться или приготовить еду. Подозрительных сразу передавали в гестапо. Илье одежду подобрали соответствующую, сделали документы. Паспорт потёртый, выданный ещё до войны в Самаре. Город был выбран не случайно: немцы не могли в случае необходимости проверить архивы паспортных столов. Ещё военный билет, где была статья о негодности к военной службе по причине эпилепсии. А ещё аусвайс немецкий, причём не подделка, настоящий. Илья вызубрил легенду, обязательно с деталями. А в последний день адреса, пароли и приметы агентов. Они были завербованы разведкой в начале войны, сделали несколько сообщений и перестали выходить на связь. Один агент был очень ценным, работал на железной дороге мастером.
Предстояло перейти в одиночку линию фронта, выполнить задание и вернуться. Что Илье не нравилось, так это невозможность взять оружие и карту. Конечно, карту он не раз просматривал, маршрут заучил, но с ней надёжнее. Случись сойти с маршрута, и придётся, как в старину, по поговорке: «Язык до Киева доведёт». Однако приказы не обсуждают. Волновался сильнее, чем при выходе с группой. По документам он инвалид, врач из медсанбата проинструктировал его, какова клиника болезни, случись демонстрировать приступ «падучей», как называли в старину эпилепсию.
К передовой траншее его вывел капитан Алябьев. Ещё при дневном свете показал направление и ориентир.
– Держись на него.
Ориентиром была колокольня полуразрушенного монастыря. Стены из белого камня сложены и должны быть видны, если ночь лунная. Как стемнело, Илья выбрался из траншеи на нейтралку. Капитан уверил, что ни с нашей, ни с немецкой стороны минных полей нет, как и колючей проволоки. Но нейтралка шириной почти полтора километра: Илья раньше таких не встречал, не всякая пуля перелетит.
Через четверть часа осторожного хода лёг, прислушался. Со стороны немецких позиций тишина: ни стрельбы, ни осветительных ракет. Уж лучше бы ракеты пускали, обозначив передовые траншеи. Рисковать не стал, пополз. А вскоре и объяснение получил, почему затишье. Звяканье лёгкое впереди услышал, небольшая воронка очень вовремя подвернулась, в неё сполз. Мимо него, шагая в полный рост, прошла группа немцев, тихо переговариваясь. Разведгруппа вермахта направилась к нашим позициям. Если наши часовые прозевают, быть беде. И уже своих не предупредить никак. Без разведки не обходится ни одна армия мира. Штаб подразделения – мозг, а разведка – глаза и уши. Потому разведчики противостоящих сторон трудились круглосуточно, без выходных и праздников.
Илья миновал передовую траншею без труда. Часть везения была обусловлена немецкой разведгруппой – ни ракетчики осветительные ракеты не пускали, ни дежурные пулемётчики не стреляли. А кроме того, одному всегда проще: группа передвигается медленнее и при прочих равных условиях шума больше производит. Одно докучало – не было оружия. Обнаружит его если сейчас вражеский часовой, даже отбиться нечем. И ни один немец в здравом уме не поверит в его «легенду». Что гражданскому человеку делать ночью в боевых порядках? Шлёпнут сразу и разбираться не будут. Ощущения не самые приятные. Для воина оказаться без оружия в стане врага – это как явиться в драной одежде на званый ужин, где все гости в костюмах.
Дальше легче и проще. За ночь успел пройти километров пятнадцать. Да кто их ночью считает, эти километры? Хуже другое: из прифронтовой зоны не вышел, в которой нахождение гражданских лиц воспрещается. И за этим следят ГФП и вспомогательные части, полиция, набранная из предателей. Пришлось Илье перед рассветом прятаться в лесу. Выбрал место поукромнее, в чаще, сделал лёжку в кустах – и отдыхать. Придрёмывал вполуха, вполглаза.
Бессонная ночь и напряжение давали о себе знать. Опасения были: если полицаи в чащу ещё, может, не сунутся, то собаки могут след его учуять, ведь ныне на нём всё отечественное, на ногах поношенные ботинки. Но его отдых прошёл без ненужных эксцессов. Как стемнело, двинулся дальше. Его задачей было посетить три адреса, по которым проживали агенты. Один – в селе, на перекрёстке дорог, а два адреса в городе. Маршрут по карте выстраивал Илья сам. И первой точкой он наметил село Никитское, до которого ещё километров двадцать ходу. Поэтому не медлил, шёл быстро – за ночь надо успеть добраться и, если агент жив, успеть с ним переговорить. Не успеет до рассвета, значит, придётся искать укромное место. В небольшой котомке за плечом – половина каравая хлеба домашней выпечки и небольшой кусок солёного сала. Консервы брать нельзя: при досмотре на заставах для немцев это зацепка. У гражданских лиц консервов отечественного производства, да ещё сорок второго года выпуска, быть не может, консервами снабжают только армию и флот.
Временами шёл по грунтовой дороге, временами переходил на бег. Деревни обходил стороной. Собак в них немцы постреляли, но могли быть полицаи и деревенский староста. К Никитскому успел за полчаса до рассвета. Село небольшое, старинное. Сначала думал войти, но едва не наткнулся на полицейский патруль, решил повторить попытку утром. Многое предусмотрели в разведотделе фронта, да не всё. Немцы, как оккупировали города и сёла, улицы переименовывали, на избах висели таблички «Гитлерштрассе» или что-нибудь подобное. И как найти нужную улицу, если на карте довоенного выпуска все улицы во всех населённых пунктах советские? И не пойдёшь ночью будить людей в избах, чтобы узнать название улицы. Ночью гражданскому населению передвигаться запрещалось – действовал комендантский час, с восьми утра до восьми вечера ходить можно, в другое время немцы стреляли без предупреждения. Как только немцы занимали населённый пункт, назначали старосту или бургомистра, начальника полиции, который подбирал себе штат из изменников Родины. И сразу вывешивали приказы немецкого командования для всеобщего обозрения. Начинались чистки – арестовывались семьи командиров РККА, политработников, профсоюзных активистов, а ещё евреи. Кроме них, расстреливались ещё больные психбольниц и цыгане. Приказывалось сдать оружие, у кого оно было, радиоприёмники. Предписывалось указать окруженцев, бывших сотрудников милиции, если таковые были. И за любое нарушение приказа наказание одно – смертная казнь, на усмотрение властей – повешение или расстрел.
Простой народ выживал, как мог. В основном натуральным хозяйством, но это в сельской местности. Горожанам приходилось хуже. При немцах работали только те предприятия, которые были необходимы немцам – железная дорога, перерабатывающие предприятия, вроде маслозаводов. Масло было необходимо для вермахта. Русских из числа специалистов обязывали являться на работу, платили оккупационными марками, фактически фантиками. Сами немцы получали жалованье рейхсмарками. У Ильи при себе было полсотни оккупационных марок мелкими купюрами, причём не новые, а изрядно затёртые. Новые купюры всегда обращают на себя внимание. Немцы своих агентов снабжали настоящими деньгами, захваченными в банках на занятых территориях. А для подрыва экономики на государственных предприятиях с высоким качеством печати фабриковали фальшивые деньги – рубли для СССР, фунты для Англии – и разбрасывали их с самолётов. Надеялись, что фальшивки попадут в оборот и вызовут всплеск инфляции или обрушение денежной системы, поскольку объёмы фальшивок были большие, счёт шёл на многие миллионы.
