Некоторое время он молчал, вздыхая и вспоминая прошлое.
— Не только мы с Гильдой, все Дети Даннера мечтали стать Владыками, но стали очень немногие. Других постепенно захватили житейские заботы взрослого мира: семья, заработок. Но мы с Гильдой не забыли своего призвания. Вскоре нам явился в огненном видении Даннер и велел искать его могилу. Поиски были долгими и нелегкими. Не раз мы возвращались ни с чем. Однако мы все же сумели найти его могилу, потому что искали вместе. Порознь мы никогда бы ее не нашли. Я знал: мы оба станем Владыками…
Вольфрам опять умолк и проглотил слюну, чтобы увлажнить пересохшее горло. Воспоминания теснились вокруг него, а слова рвались слететь с языка. Гильда оказалась права: рассказ о тех событиях принес ему облегчение. Колост был первым, кому он решился рассказать об этом.
— Мы все время думали о предстоящих испытаниях: не окажутся ли они чересчур тяжелыми. От людей мы слышали, что их Владыки подвергаются суровым испытаниям. Но отыскание могилы Даннера как раз и было нашим испытанием. Он сам сказал нам об этом. Вернее, его дух. Даннер говорил со мной и с Гильдой по отдельности и спрашивал, готовы ли мы подвергнуться Трансфигурации. Мы переживали счастливейшие минуты своей жизни. Мы оба: Гильда и я.
Вольфрам принялся растирать нестерпимо болевший лоб.
— Но я не являюсь Владыкой, — в который уже раз сказал он.
— Ты же прошел испытание, — осторожно напомнил ему Колост.
— Волк не простит мне. Я отверг богов. Я кричал на них, обвинял их во всем. Я высказал им, кто они такие, — со вспыхнувшей яростью добавил Вольфрам. — После того, что они сделали…
Он резко замолчал.
— А что они сделали? — тихо спросил Колост.
Вольфрам ответил не сразу. Когда он вновь заговорил, в его голосе ощущалась ярость, которая за многие годы так и не утихла.
— Как Гильда мечтала стать Владычицей! Как усердно она готовилась к этому! Она была вдвое старательнее меня. И намного достойнее этого, чем я. Если бы не она, я бы наверняка все бросил. И за это они ее погубили. Она сгорела в пламени. Я и сейчас вижу ее… я до сих пор слышу ее крики…
Дальше Вольфрам был просто не в силах говорить. Он крепко закусил губы, чтобы поднявшаяся из глотки желчь не прорвалась наружу. Немного овладев собой, он резко вскинул голову.
— Я отдал ей свой медальон. Он принадлежал ей по праву. Медальон я положил вместе с ее пеплом в погребальную корзину и зарыл среди высокой травы, неподалеку от могилы Даннера. После этого я покинул родные земли и ни разу туда не возвращался.
Колост окружил костер земляным защитным валом. Если дворфы ночевали в пути и среди них не было мага Огня, кто-то из путников должен был сам выполнить этот священный ритуал. Завершив его, Колост завернулся в попону и быстро уснул.
Во сне Вольфрам слышал голос Гильды. Она будила его, как когда-то в детстве. Он проснулся на рассвете. Кроме спящего Колоста, рядом не было никого.
* * *
О приближении к родным краям дворфам подсказала река, над которой они летели. Река называлась Арвен. Люди заимствовали у дворфов это название, и именно так она значилась на их картах. Ранесса облетела Новый Виннингэль, давая Колосту редчайшую возможность увидеть с высоты все оборонительные сооружения города. Разумеется, драконы не каждый день летали над Новым Виннингэлем. Люди повыскакивали из домов и лавок и, задрав головы, глазели на диковинное зрелище. Караульные на башнях тоже вытягивали шеи. Хотя Ранесса и утверждала, что кружит над городом по просьбе Колоста, Вольфраму сдавалось, что драконихе просто нравилось, что на ней сосредоточилось внимание стольких людей. В своей человеческой жизни она была почти полностью лишена внимания.
Драконы были редкостью не только для Нового Виннингэля, но и для всего Лерема. Большинство жителей человеческой столицы впервые собственными глазами видели дракона. Зрелище настолько заворожило их, что некоторые влезли на парапеты сторожевых башен и оттуда махали руками и платками. Вольфрам с удовольствием махал им в ответ, хотя вряд ли люди могли заметить драконьих седоков.
— Большой город, — с расстановкой проговорил Колост. — И стены крепкие.
Подумав, что увиденное несколько обескуражило Предводителя предводителей, Вольфрам обернулся к нему.
— Главное — суметь выманить этих человечков наружу, — сказал Колост и подмигнул.
Вольфраму оставалось лишь изумленно таращить глаза и качать головой.
За Арвеном Ранесса повернула на юг. Она пока еще не отваживалась лететь через высокие зубчатые горы Хребта Дворфа, а потому направилась в сторону Сагванского моря, намереваясь подлететь к Сомелю с юга.
Сомель был построен на склоне горы, спускавшейся к Сомельскому озеру. Находясь вблизи Сагванского моря, этот город быстро сделался средоточием торговли страны дворфов. Из всех их городов он один имел гавань. Сомель был единственным городом дворфов, куда пускали чужестранцев (и то не слишком охотно).
Постоянно жить в Сомеле чужестранцам вообще не разрешалось. Правда, купцам позволяли временно селиться на окраине, но обычно они старались поскорее закончить дела и уехать домой. Только здесь дворфы могли увидеть, как выглядят люди, эльфы и орки. Однако выходить за пределы отведенной для них части города чужестранцы не имели права.
Поскольку жителям Сомеля приходилось вести дела с другими народами, они поневоле учились понимать чужой склад ума, нравы и обычаи. В здешних Пеших было меньше свойственной дворфам замкнутости и подозрительности ко всему, что выходило за пределы их мира. Даннер искренне надеялся, что жители Сомеля окажутся более восприимчивыми к новым веяниям, потому он и привез Камень Владычества сюда. Но действительность опрокинула его надежды. Как и при его жизни, так и двести лет спустя Камень не интересовал никого, кроме кучки оборванных детей.
— Может быть, теперь, когда Камень исчез, дворфы и впрямь спохватятся, — сказал Вольфрам, делясь своими раздумьями с Колостом.
Ранесса благополучно опустилась у подножия горы. Навыки драконихи, как и поведение, за время путешествия стали намного лучше. Монахиня Огонь оказалась права. Вдали от Драконьей Горы, наедине со своими мыслями Ранесса куда увереннее чувствовала себя в драконьем обличье.
Однако Вольфраму не верилось, что прежняя Ранесса исчезла навсегда. Его свербила мысль, что прилежное поведение дается ей ценой изрядного напряжения и что рано или поздно она просто не выдержит. Предчувствия его не обманули. Едва они приземлились близ Сомеля, как Ранесса тут же превратилась в лохматую и неопрятную тревинисскую женщину и объявила, что пойдет вместе с ними в город.
— Нет, — без обиняков заявил ей Вольфрам.
— Это еще почему? — с нарастающим раздражением спросила Ранесса.
— Потому что туда, куда мы пойдем, людей не пускают, — объяснил Вольфрам. — Если ты попытаешься пробраться в эти части города, тебя схватят и в лучшем случае выпроводят вон. А могут взять и под стражу.
