Идеи, заложенные в «Послании», оказались очень своевременными. Мощь русского государства, как мы уже знаем, многократно возросла. На фоне окончательного крушения Византии и турецкой оккупации, которой подверглась вся юго-восточная Европа, Москва уверенно претендовала на роль всемирного центра православия. Именно в это время родилась идея «Москва – третий Рим». «Два Рима пали, а третий стоит, а четвертому не быти» – так писал в одном из своих посланий старец московского Елеазарова монастыря Филофей, сформулировавший эту идею.
Стать в один ряд с правителями Рима и Византии русские князья, как мы помним, хотели со времен Владимир Святого. Уже креститель Руси начал чеканить собственную монету, на которой изобразил себя в уборе византийских императоров. Теперь у русских государей было еще больше поводов и возможностей для уподобления римлянам. Легенда о происхождении Рюриковичей от «Августа кесаря» выглядела красиво и естественно. Правда, тот ее вариант, который родился под пером Спиридона, для дальнейшего использования был не вполне пригоден. Например, не нужны были тверские мотивы, которые патриот Твери Спиридон внес в свое изделие. Требовался новый текст, основанный на идеях Спиридона, и этим текстом стало «Сказание о князьях Владимирских».
Почему же именно Владимир Мономах оказался той фигурой, которая связала Русь и Византию? Настала пора взглянуть на образ этого князя поближе.
* * *
Владимир Всеволодович Мономах, правнук Владимира и внук Ярослава Мудрого, стал князем киевским в 1113 г. (до этого он княжил в Чернигове). Этот деятельный и авторитетный князь совершил много славных дел. Но особенно прославили его имя несколько удачных походов на половцев. Спустя сто с лишним лет, в черные времена монгольского нашествия неизвестный автор поэтичного «Слова о погибели Русской земли» напишет, что его именем «половци дети своя полошаху (пугали. – М.С.) в колыбели».
Возможно, Владимир Мономах послужил одним из прототипов былинного князя Владимира Красное Солнышко. В советское время некоторые ученые видели в именах былинных врагов, Идолища Поганого и Тугарина Змеевича, имена разбитых Мономахом половецких ханов – Итларя и Тугоркана.
Мудрый политик и отважный воин, учивший детей и соратников на личном примере, – таким предстает Владимир Мономах на страницах нашей летописи, которая не только рассказывает о его жизни, но и доносит до нас знаменитое «Поучение», в котором князь рассказывает детям о своей нелегкой, полной трудов и опасностей жизни:
«…А из Чернигова в Киев около ста раз ездил к отцу, за один день проезжая, до вечерни. А всего походов было восемьдесят и три великих, а остальных и не упомню меньших. И миров заключил с половецкими князьями без одного двадцать, и при отце и без отца, а раздаривал много скота и много одежды своей. И отпустил из оков лучших князей половецких столько: Шарутаневых двух братьев, Багубарсовых трех, Осеневых братьев четырех, а всего других лучших князей сто. А самих князей бог живыми в руки давал: Коксусь с сыном, Аклан Бурчевич, таревский князь Азгулуй и иных витязей молодых пятнадцать, этих я, приведя живых, иссек и бросил в ту речку Сальню. А врозь перебил их в то время около двухсот лучших мужей.
А вот как я трудился, охотясь: пока сидел в Чернигове, а из Чернигова выйдя, и до этого года – по сотне загонял и брал без трудов, не считая другой охоты, вне Турова, где с отцом охотился на всякого зверя.
И вот что я в Чернигове делал: коней диких своими руками связал я в пущах десять и двадцать, живых коней, помимо того, что, разъезжая по равнине, ловил своими руками тех же коней диких. Два тура метали меня рогами вместе с конем, олень меня один бодал, а из двух лосей один ногами топтал, другой рогами бодал. Вепрь у меня на бедре меч оторвал, медведь мне у колена потник укусил, лютый зверь вскочил ко мне на бедра и коня со мною опрокинул, и бог сохранил меня невредимым. И с коня много падал, голову себе дважды разбивал, и руки и ноги свои повреждал – в юности своей повреждал, не дорожа жизнью своею, не щадя головы своей.
Что надлежало делать отроку моему, то сам делал – на войне и на охотах, ночью и днем, в жару и в стужу, не давая себе покоя. На посадников не полагаясь, ни на биричей, сам делал, что было надо; весь распорядок и в доме у себя также сам устанавливал. И у ловчих охотничий распорядок сам устанавливал, и у конюхов, и о соколах и о ястребах заботился…»
[29].
Романтизация и героизация образа Владимира Мономаха началась сразу же после его смерти и продолжилась в XIII в. – на страницах «Слова о погибели Русской земли», составленного вскоре после начала монгольского нашествия
[30].
По красоте и выразительности своего языка «Слово о погибели Русской земли» сопоставимо со «Словом о полку Игореве». По рассказу безвестного автора «Слова», половцы пугали именем Мономаха своих детей. Литовские племена в эпоху Владимира Всеволодовича не смели показаться из своих болот, венгры ставили железные ворота в своих городах, немцы радовались, что их страну отделяет от Руси синее море… И – что особенно важно! – византийский император Мануил, страшась князя Владимира, посылал к нему богатые дары. Мануил Комнин, вступивший на престол в 1143 г., никаких даров к уже умершему в то время Владимиру Мономаху посылать не мог. У князя Владимира была иная связь с Византийской империей: его матерью была греческая царевна. Прозвание свое он получил по матери – византийской царевне, дочери императора Константина IX Мономаха. Сам же Владимир Мономах был женат на Гиде, дочери последнего англосаксонского короля Гарольда Годвинсона, павшего на поле битвы при Гастингсе в 1066 г.
Могущественный и мудрый правитель, имеющий непосредственную связь с Византией и греческое прозвище, Владимир Всеволодович идеально подходил для новой исторической легенды. Отметим, что именно в это время, в конце XV в., в нашей истории появляется «Мономахов венец» как реальная, осязаемая вещь – это знаменитая шапка Мономаха. Правда, к Византии она не имеет отношения – ее изготовили мастера Средней Азии. Первое упоминание шапки Мономаха относится к 1498 г., когда она использовалась при торжественной коронации княжича Дмитрия Ивановича, внука Ивана III. Мы уже упоминали о борьбе придворных партий в последние годы княжения Ивана – и венчание Дмитрия шапкой Мономаха стало триумфом одной из этих партий, в которую входила мать Дмитрия, княгиня Елена Волошанка
[31]. Торжество, впрочем, оказалось недолгим: уже в 1502 г. Дмитрий и его мать подверглись опале и оказались в заточении. На великое княжение Владимирское и Московское был благословлен Василий Иванович, ставший великим князем в 1505 г.
