чей прекрасный облик храню в тайнике моего сердца,
той, которая была для меня источником знаний, примером, подругой.
Вместо предисловия
Баллада о моде
Квазимодо! Бей скорей в колокол…
От союза Фантазии с Арлекином
Ранним утром родилась Мода.
Каждый рождается со своей судьбой!
В честь Моды и ее песни
Динь-динь-дон!
Слушайте же этот звон.
Возможно, что, сильно обидевшись,
Она наденет на вас платье причастницы
Или же обрядит в костюм вакханки!
Она может – кто знает! – быть непредсказуемой и
очаровательной.
В честь Моды и ее прихоти
Динь-динь-дон!
Слушайте же этот звон.
Женщины будут без ума от ее гипербол,
А мужчины восторгаться ее кульбитами.
Мудрый вам скажет, что она глупа,
А глупый, что она – некий символ.
В честь Моды и ее жаргона
Динь-динь-дон!
Слушайте же этот звон.
Здесь никто не знает, где начинается
Истина и слабоумие
И где кончается непоследовательность.
Она – вечный эксперимент.
В честь Моды и ее уроков
Динь-динь-дон!
Слушайте же этот звон.
О! Занимательная философия!
Мудрость и трагикомедия!
Для тех, для кого сражаться
До победного конца – вот стратегия.
В честь Моды и ее волшебной палочки
Динь-динь-дон!
Слушайте же этот звон.
От смерти к алфавиту
Пробежало множество блуждающих огней,
И… открывается больше, чем простая дверь
В честь Моды и ее иллюзий
Динь-динь-дон!
Слушайте же этот звон.
Посвящение
О ты, которая всегда старается
Увидеть тебя другой, не замечая, какая ты есть на самом деле!
Бабочка! Тебе следует знать, что
Мода – это обманчивое зеркало,
В котором каждый видит себя… надеющимся!
Глава I
Вопрос к зеркалу
Ева, гуляя в саду Эдема, склонилась над зеркальной поверхностью ручья, задумчиво разглядывая первый листок, и размышляла: «Интересно, хорошо ли я с ним выгляжу?»
* * *
В Феспии Нарцисс, увидев свое отражение в ручье, ослепленный красотой и опьяненный совершенством явившегося ему видения, умер от законченности и непостижимости этого образа. И каждую весну он рождается вновь, он повсюду, где растут нарциссы и текут ручьи…
* * *
Еще дальше, гораздо дальше Агадира
[2], на опасной и тяжелой, теряющейся в песках дороге, ведущей к югу, к Дакару
[3], стоит Тарудант
[4]. Иссушенный великий город Тарудант. Он окружен зубчатыми стенами, на которые из поднебесья слетают меланхоличные аисты. Дыхание этого города лениво, как текущая в нем вязко-тягучая арабская жизнь, порой и вовсе замирающая на месте.
Там, в знойный день, когда лучи солнца, пронзая решетку ограды базарной площади, рисовали на всем шахматную черно-белую клетку, я увидела нищенку, бродяжку. Она сидела на корточках, прислонившись к белой стене, ее ноги были в дорожной пыли, вокруг нее витали терпкие запахи юга, а в кроваво-красной ладони, от втираний хны, она держала осколок зеркала. Всем своим существом, отрешившись от внешнего мира, замкнувшись в своих мыслях и ощущениях, женщина целиком отдалась созерцанию нескольких сантиметров розового или зеленого платка, что отражались в том осколке, зажатом в ее кулаке…
* * *
От Евы к Нарциссу, от Нарцисса до той бедной женщины, на протяжении всех веков тек этот поток. Во всех странах света, на всех землях, холодных или жарких, мягких или суровых, цветущих или пустынных, все женщины всегда искали свое отражение в зеркалах.
В зеркалах, переливающихся муаровым светом, темных и глубоких; в зеркалах водной глади; в зеркальной поверхности тяжеловесной и звонкой бронзы; в дорогих зеркалах из золота и серебра; в холодных зеркалах из стали; в хрупких и говорящих только правду зеркалах самой Венеры! В зеркалах волшебных, обладающих по ночам колдовской силой, – в такое зеркало рассмеялась Маргарита, когда увидела, насколько она красива! В зеркалах пылающих, они могли бы сжечь целый корабль! В разбитых зеркалах, которые приносят несчастье; в старых, выцветших зеркалах, уставших столько лет говорить правду! В зеркалах сверкающих, все преображающих; в зеркалах миниатюрных или огромных; в зеркалах угрожающих или успокаивающих, любящих или ненавидящих. Зеркала рассеивали надежды или опасения, дарили радость изумления или горечь разочарования, подтверждали победу или поражение, вы черпаете в них силы на какие-то действия или на борьбу, вы настойчиво ищете опровержений или иллюзий, хоть ненадолго приносящих облегчение. Именно с помощью зеркала вы делаете убийственные открытия: обнаруживаете первую морщинку, которую вовсе не ожидали увидеть, седой волос в еще полной сил пряди, закрывающей висок, глубокую складку у рта, не оставляющую никаких надежд.
Надежда, боязнь – вот два полюса великой драмы, вот вечный, состоящий из двух половинок, вопрос женщины к зеркалу.
Этот женский инстинкт, что он ищет на протяжении всех времен? Что ищет он во всех мирах? О чем вопрошает он искусство? Чего требует от науки, служащей человечеству? Чего он хочет, когда на ощупь, наугад пробирается вперед? Эта бесконечная, неустанная погоня, кажется, существовала во все времена и не имеет ни начала, ни конца. Какова же ее цель? Тревога, жажда, потребность, откуда они? Эта мощная энергия создает империи и народы, эта сила становится то созидателем, то разрушителем, это неудержимое брожение. Все это – вечное стремление к Красоте.
* * *
За три тысячи лет до Рождества Христова побережье Крита уже славилось женщинами, чью элегантность, раз увидев, невозможно было забыть. Можно сказать, что вся духовность Греции уцелела благодаря драпировкам одежд; история Египта была передана в одной тяжелой золотой диадеме; бессмертный Ренессанс продолжает блистать в одном лоскутке ткани, написанной кистью Веронезе
[5]; величие французских королей упрочивалось и прославлялось в бархате, который носили французские королевы. Во всех веках за все это надо благодарить женщин!
