Приведенные выше «причины» горя вполне понятны, они лежат на
поверхности и не нуждаются в дополнительном пояснении. Однако в том-то и беда
подобных объяснений: описали, вроде бы все стало понятно, а что делать-то? Что
делать, неизвестно, потому что недостаточно просто описывать, нужно проникнуть
в суть проблемы. Как протекает жизнь младенца в материнской утробе? Самое
главное — это звук-ощущение биения сердца матери. Неродившийся ребенок
привыкает к этому, это ощущение становится для него привычным. Родившись, он
уже больше не слышит, не ощущает этого «бум, бум, бум…». А что будет, если мы
не будем нарушать этой его привычки и поместим его в условия, где этот звук
будет создаваться искусственным источником звука?
Реальность — это разница между тем, что доставляет нам
удовольствие, и тем, чем мы вынуждены доволь-ствоваться.
Габриэль Лауб
С. Томкинс провел соответствующий эксперимент. Он показал,
что новорожденные, помещенные в комнату с репродуктором, имитирующим биение
сердца матери, быстрее прибавляют в весе и меньше кричат. Иными словами, когда
для малышей были созданы условия, которые в большей мере отвечали их привычному
— утробному — образу жизни, они испытывали меньше отрицательных эмоций, нежели
те дети, чья привычка слышать биение материнского сердца была нарушена. Таким
образом, была еще раз подтверждена концепция Ивана Петровича Павлова, который
утверждал, что наши негативные эмоции возникают только в тех случаях, когда
нарушаются наши привычные стереотипы поведения
[4]
.
Негативные эмоциональные переживания, включая, конечно, и
эмоцию горя, являются естественными психологическими реакциями. Но их причина —
это вовсе не сами неблагоприятные внешние факторы, а тот сбой, который
переживает психика, вынужденная перестраиваться в новых, изменившихся
обстоятельствах. Иными словами, даже в норме наши негативные эмоции — это не
столько примитивная реакция на неприятности, сколько проблемы самой психики,
которая не может меняться настолько же быстро, насколько иногда этого требуют
обстоятельства.
И этот пункт нам следует отметить особо. Как бы кощунственно
это ни звучало, но все мы хорошо знаем: человек способен ко всему привыкнуть и
со всем примириться. Даже потеря близких, будучи серьезной психологической
травмой, оказывается лишь временной трагедией. Пройдет месяц, другой, год или
несколько лет, и эта рана зарубцуется, а человек сможет жить с прежним
психологическим настроем. Следовательно, проблема не в самой потере, а в том,
что психика человека на каком-то этапе не может справиться с теми переменами,
которые несет за собой подобная утрата. Если бы могли вырезать эти несколько
месяцев или лет жизни из личной истории этого человека, сделать, так сказать,
монтаж, то увидели бы, что существенных различий в эмоциональном состоянии
этого человека до и после данной трагедии не обнаруживается.
Следовательно, если речь идет о том психологическом
состоянии, в которое повергают нас жизненные катастрофы, оно лишь отчасти
определяется самой травмой, тяжестью произошедшего. Основная же проблема в
нашем мозгу, который не способен быстро перестроиться, мгновенно обвыкнуться в
новых, изменившихся условиях жизни. В ряде случаев, впрочем, подобная
медлительность оборачивается новой трагедией — человек свыкается со своим
депрессивным состоянием, а потом уже просто не может из него выйти, поскольку
это было бы новым нарушением его, теперь уже привычного — депрессивного образа
жизни.
Острая психическая травма
Когда после проведенной консультации я говорю своему
пациенту, что у него налицо все симптомы депрессии, он часто удивляется: «С
чего? У меня же ничего такого не произошло!» Действительно, так мы обычно и
думаем: если у человека случилось несчастье, то у него может быть депрессия, а
если нет, то и депрессии не должно быть. Разумеется, подобное суждение ошибочно
— человек способен пережить серьезную катастрофу, не став при этом депрессивным
больным (хотя это случается крайне редко), а может и не переживать никакой
катастрофы, но все равно заполучить депрессию. И это вполне объяснимо. У одних
людей депрессия возникает после сбоя в психике, обусловленного тяжелой
психической травмой, у других — из-за генетической предрасположенности, у
третьих — из-за хронического стресса.
Жизнь — это то, что с вами случается как раз тогда, когда у
вас совсем другие планы.
Джон Леннон
Депрессия, следующая за тяжелой психической травмой (гибелью
близкого — ребенка, супруга, родителей), называется «реактивной». И надо
признать, что реактивная депрессия — состояние, от которого никто из нас не
застрахован, поскольку все мы, как известно, под богом ходим. Если гибнет
человек, с которым многое связано в нашей жизни, то она, разумеется, серьезно,
почти кардинально меняется. Любое изменение жизни, как мы уже говорили, вне
зависимости от его качества, является для психики серьезным стрессом. Но
положение многократно ухудшается в ситуации, когда произошедшее травматично не
только из-за сбоя в работе психического аппарата, но и просто потому, что
является для человека подлинной жизненной катастрофой.
Та боль, которую испытывает человек, сталкиваясь с подобной
трагедией, тот ужас, который ему приходится пережить, та пронзающая его
тревога, когда он узнает о случившемся, не поддаются никакому описанию.
Интенсивность этих ощущений и чувств почти фатальна, напряжение оказывается
запредельным. В голове человека воцаряется настоящий хаос, в нем рушится все —
представления о своем будущем, привычное существование, социальная среда.
Пусть всепобеждающая жизнь — иллюзия, но я верю в нее, и
несчастья нынешнего дня не отнимут у меня веры в день грядущий. Жизнь победит —
сколько рук ни налагалось бы на нее, сколько безумцев ни пытались ее
прекратить. И разве не умнее: жить, хваля жизнь, не-жели ругать ее — и все же
жить!
Л. Н. Андреев
Выдерживать подобное напряжение на протяжении длительного
времени ни один организм не в силах, все системы его жизнедеятельности — от
функции кровоснабжения до гормонального фона — переходят в состояние экстренной
мобилизации и способны сорваться или истощиться, что приведет к гибели
организма. А потому психика решается в таких случаях задействовать самые
жесткие, самые, может быть, грубые, но в то же время и самые эффективные
защиты. Эта мера получила название запредельно-охранительного торможения —
перевозбужденный мозг, травмирующий своим возбуждением организм, в этот момент
словно бы перегорает, выключается.
Как выглядит, как ведет себя человек, оказывающийся в
подобной ситуации? Он может непрерывно рыдать, стонать и взывать о помощи или
напротив, оказаться в своеобразном ступоре, выглядеть бездеятельным, перестать
реагировать на адресованные к нему слова и жесты. Он может вести себя и так, и этак,
однако общим остается одно: спустя какое-то время, иногда даже считанные часы,
ему не удается вспомнить, что же происходило в этот период, с момента, когда
ему сообщили о трагическом событии. Кажется, как можно забыть, например, что ты
был на похоронах любимого человека, что ты там делал, как все это происходило?!
Но оказывается, можно, можно, потому что в это время было включено
«запредельно-охранительное торможение».
