Сама процедура установления круга виновных военачальников явно выдавала то, что называется политическим заказом. На первом же заседании ГКО, образованного 30 июня, генерал армии Павлов был освобожден от обязанностей командующего фронтом. До 2 июля его заменили генерал-полковником А.И. Еременко, а затем - наркомом обороны маршалом С.К. Тимошенко. Членом военного совета фронта стал армейский комиссар 1-го ранга Л.З. Мехлис, продолжавший оставаться заместителем председателя Совета народных комиссаров СССР, заместителем наркома обороны и начальником Главного управления политической пропаганды (так в начале войны называлось Главное политуправление РККА). Забегая вперед, скажем, что ему в сталинских планах по поиску "стрелочников" отводилась особая роль.
Павлов, еще не зная об отстранении от должности, выехал по вызову вождя в Москву. Генерал пробыл в столице несколько дней, встретившись лишь с начальником Генштаба генералом армии Г.К. Жуковым. Сталин его не принял и лицемерно приказал возвращаться "туда, откуда приехал", хорошо зная, что бывший командующий до штаба фронта не доедет. 4 июня по дороге в Гомель, где к тому времени размещался штаб Западного фронта, Павлов был арестован. Процедуру ареста контролировал Мехлис. Ему же было поручено определить круг лиц из командного состава фронта, которые вместе с бывшим командующим должны были предстать перед судом, и сформулировать правдоподобное обоснование расправы над ними. По образцу 1937 года, чтобы надежнее отвести вину от вождя, Мехлис сфабриковал групповой "заговор".
6 июля 1941 г. начальник ГУПП собственноручно составил на имя Сталина телеграмму, подписанную также командующим фронтом маршалом С.К. Тимошенко и еще одним членом военного совета фронта первым секретарем ЦК КП(б) Белоруссии П.К. Пономаренко. В ней сообщалось, что "Военный совет установил преступную деятельность ряда должностных лиц, в результате чего Западный фронт потерпел тяжелое поражение", и назывались фамилии арестованных военачальников. Кроме указанных выше генералов В.Е. Климовских, Н.А. Клича, А.Т. Григорьева и А.А. Коробкова, в этот проскрипционный список попали заместитель командующего ВВС фронта генерал-майор авиации А.И. Таюрский (командующий ВВС Герой Советского Союза генерал-майор авиации И.И. Копец под влиянием известий о тяжелых потерях авиации фронта покончил жизнь самоубийством в первый же день войны), командир 9-й смешанной авиационной дивизии Герой Советского Союза генерал-майор авиации С.А. Черных, командир 42-й стрелковой дивизии генерал-майор И.С. Лазаренко, командир 14-го механизированного корпуса генерал-майор С.И. Оборин и некоторые другие лица, занимавшие менее высокое служебное положение.
Сталинский посланник, зная, что никакая жестокость не будет его покровителем считаться излишней, действовал грубо, подтасовывал факты, не заботясь даже о тени законности. О его «объективности» при определении круга виновных свидетельствует хотя бы судьба генерал-майора А.А. Коробкова. По воспоминаниям генерал-полковника Л.М. Сандалова, встретившего войну начальником штаба 4-й армии, она «хотя и понесла громадные потери, но все же продолжала существовать и не потеряла связи со штабом фронта». Почему же осудили именно Коробкова? Сандалов объяснял так: «К концу июня 1941 года был предназначен по разверстке (! —Ю.Р.) для предания суду от Западного фронта один командарм, а налицо был только командарм 4-й армии. Командующие 3-й и 10-й армиями находились в эти дни неизвестно где, и с ними связи не было. Это и определило судьбу Коробкова»
[3].
В словах генерала Сандалова нет ни малейшего преувеличения: если всмотреться в мехлисовский арестный список, то видно, что он составлен, исходя из самой настоящей разнарядки: в нем представлено по одному человеку от каждого уровня командования — фронт, армия, корпус, дивизия. В список попали даже начальник военторга и начальник окружной ветеринарной лаборатории. Как на поражении войск фронта могла сказаться их деятельность, было ведомо одному Мехлису.
Но Сталин не увидел в этом факте ничего необычного. В тот же день от него последовал ответ, в котором вождь от имени Государственного Комитета Обороны одобрял произведенные аресты и приветствовал «эти мероприятия как один из верных способов оздоровления фронта»
[4].
Многое в этой истории остается еще под покровом тайны. До сих пор не установлено даже, кто из военачальников, где и когда был арестован.
Относительно обстоятельств ареста генерала армии Павлова мы располагаем двумя, противоречащими друг другу версиями. Одна принадлежит бывшему начальнику Гомельского областного управления госбезопасности полковнику в отставке Д.С. Гусеву. На рассвете 4 июля ему позвонил Мехлис и отдал приказ «перехватить» Павлова, направлявшегося из Могилева в Гомель, когда тот будет проезжать городок Довск. Гусев прибыл в Довск и здесь узнал, что арест генерала армии придется производить не ему, а ранее прибывшей из Москвы группе ответственных работников НКВД. Когда появилась машина Павлова, один из них остановил автомобиль и предложил генералу пройти к телефону, объяснив просьбу срочным вызовом Мехлиса. В помещении почтового отделения бывшему командующему Западным фронтом предъявили ордер на арест.
Сам Павлов показывал на допросе 7 июля: «Я был арестован днем 4 июля с.г. в Довске, где мне было объявлено, что арестован я по распоряжению ЦК. Позже со мной разговаривал заместитель председателя Совнаркома Мехлис и объявил, что я арестован как предатель»
[5].
Однако по другой версии арест производил не сотрудник НКВД, а полковник Разведуправления РККА Х.-У.Д. Мамсуров
[6]. Приказ на арест он якобы получил от К.Е. Ворошилова, имевшего соответствующие указания от Сталина. Журналист, опубликовавший эту версию в «НВО», утверждает, что это было 29 июня. И «отвертеться он не мог: машины с охраной для выезда за будущими высокопоставленными арестантами уже ожидали...»
Мамсуров хорошо знал Павлова по Испании, где они находились в одно и то же время, первый под псевдонимом «Ксанти», а второй — «генерал Пабло». По приводимым в той же газете воспоминаниям разведчика, 27 июня он стал свидетелем разговора, состоявшегося между Ворошиловым и еще одним маршалом —Б.М. Шапошниковым, также находившимся в тот момент в штабе Западного фронта. Климент Ефремович сказал своему собеседнику, что имеет указание отстранить Павлова от командования и отправить под охраной в Москву. Борис Михайлович согласился, что тот—командующий никудышный, но его арест в данной ситуации был бы ошибкой, он пользы не принесет, а лишь вызовет тревогу и суматоху в рядах командиров. В составленной затем шифровке на имя Сталина Ворошилов просил вождя не арестовывать Павлова, а назначить командующим танковой группой, сформированной из отходящих частей в районе Гомель — Рогачев. Но Москва подтвердила указание об аресте, и маршал отдал приказ Мамсурову.
