Надо полагать, что просто к тому времени диктатор пришел к выводу: задача «приведения в чувство» высших военных решена, даже потенциальная угроза какого-либо афронта с их стороны устранена.
Суды чести, эти акты «советской инквизиции», просуществовали в СССР два года и вынесли около 50 приговоров. Они стали важным звеном в резком переходе страны к всеохватной секретности, к самоизоляции и нарочитому национальному самовозвеличиванию. Но это полбеды. Главное — сталинская «монополия на истину» сопровождалась массовым «душевредительством». Сколько человек, даже в качестве зрителей прошедших через гнусные комедии, которые неизменно оборачивались самой настоящей драмой, а то и трагедией, предпочли потом «не высовываться».
Но такого человека, как Николай Герасимович Кузнецов, сломить было не под силу даже сталинской системе. Тут была тщетна любая кремлевская драматургия. «От службы во флоте я отстранен, но отстранить меня от службы флоту — невозможно», — с полным сознанием свой правоты написал адмирал на закате жизни.
Очерк 6
ПОЛИТИЧЕСКИЙ РАССТРЕЛ МАРШАЛА ЖУКОВА
Коллизия, связанная с внезапным освобождением Маршала Советского Союза Г.К. Жукова от всех партийных и государственных постов, привлекала внимание историков буквально с самого момента принятия решения об этом на пленуме ЦК КПСС в октябре 1957 г. Однако тема сразу попала в разряд запретных, писать о ней не позволялось, яркая иллюстрация чему — отсутствие даже упоминания о «деле Жукова» в мемуарах самого маршала.
Табу было снято лишь во второй половине 80-х гг. Но публикации тех лет базировались на узком круге источников — в основном на разрозненных беседах самого Жукова с некоторыми историками, писателями и журналистами (Н.Г. Павленко, К.М. Симонов, Н.А. Светлишин) и воспоминаниях других участников октябрьского пленума. Режим секретности, к слову, по сей день не претерпевший сколько-нибудь серьезного ослабления, делал практически недоступными для исследователей документы руководящих партийных органов. Естественно, эти публикации грешили большими неточностями. Причина коренилась не только в недостатках человеческой памяти — инструмента, как известно, далеко не совершенного, но и в том, что даже самому Георгию Константиновичу, не говоря уже о других мемуаристах, было известно далеко не все о том, как против него готовился и осуществлялся заговор. Те же, кто, подобно бывшему первому секретарю ЦК КПСС Н.С. Хрущеву, был информирован в достаточной мере, не были склонны к откровенности, поскольку стремились задним числом оправдать свое участие в недостойной травле национального героя. И лишь совсем недавно стало возможным представить «дело Жукова» во всей его последовательности, сложности и полноте и очистить имя маршала от злых партийных наветов.
Середина 50-х гг. стала звездным часом Жукова-политика. Возвращенный в марте 1953 г. в Москву, он стал сначала заместителем министра, а в 1955 г. — министром обороны СССР. В июне 1957 г. вошел в состав высшего партийно-политического органа — Президиума ЦК КПСС. В декабре 1956 г. в связи с 60-летием со дня рождения удостоился четвертой звезды Героя Советского Союза.
В эти годы Жуков сыграл важную роль в десталинизации нашего общества. Решающее значение имела его политическая позиция в июне 1957 г., когда В.М. Молотов, Г.М. Маленков, Л.М. Каганович, Н.А. Булганин и К.Е. Ворошилов выступили против линии на преодоление наиболее вопиющих последствий культа личности И.В. Сталина. На заседании Президиума ЦК этой группе политиков удалось даже провести решение об освобождении Хрущева от должности первого секретаря ЦК КПСС, но позиция министра обороны спутала все их карты. Жуков добился, чтобы вопрос был перенесен на пленум ЦК, а затем в считаные дни, используя военно-транспортную авиацию, сумел собрать в столице большое число членов Центрального комитета. Ход пленума был совершенно иным, нежели заседаний Президиума ЦК, и завершился он изгнанием с руководящих постов наиболее одиозных сталинистов.
В речи на июньском пленуме Георгий Константинович, опираясь на большое количество достоверных фактов, показал истинный облик членов «антипартийной группы». Последние были буквально приперты к стенке свидетельствами их личной причастности к массовым репрессиям. «Товарищи! — страстно говорил Жуков. — Весь наш народ носил Молотова, Кагановича, Маленкова в своем сердце, как знамя, мы верили в их чистоту, объективность, а на самом деле вы видите, насколько это грязные люди. Если бы только народ знал, что у них на руках невинная кровь, то их встречал бы народ не аплодисментами, а камнями»
[286].
Жуков, однако, по тактическим соображениям (как он считал, «в интересах сохранения единства партии») вывел из-под критики Хрущева, вина которого в репрессиях была не меньшей, чем у пресловутой троицы. Первый секретарь ЦК воспринял этот жест Георгия Константиновича по-своему. Дальнейшие события показали, что его линию поведения продиктовала не совесть, не благодарность верному соратнику, а опыт многолетней беззастенчивой борьбы за власть. Он уловил, насколько велики авторитет и влияние министра обороны, коль скоро тот сумел так кардинально развернуть ситуацию в руководстве партии, и уже с этой стороны почувствовал опасность своему монопольному положению в партии и государстве.
Забегая вперед, заметим, что даже вопиющая неблагодарность Хрущева не заставила Жукова изменить строгой объективности. «Я никогда не раскаивался в том, что оказал ему поддержку в борьбе со сталинистами», — говорил маршал даже много позднее
[287].
Документы убедительно показывают, что атака на Жукова носила отнюдь не спонтанный характер. Меры по скорейшему удалению своего спасителя с политической арены Хрущев инспирировал сразу же по горячим следам июньского пленума. Он специально пригласил Жукова в Крым на отдых, беседовал с ним, выискивая в собеседнике следы вероломства. Глава партии делал вид, что в их взглядах царит полное единодушие, а сам уже вынашивал планы расправы с министром. По его циничному признанию, общение с маршалом он рассматривал в это время как охоту на «политическую дичь».
Чтобы Жуков не узнал о кознях против себя раньше времени, решением Президиума ЦК он был направлен в заграничную поездку в Югославию и Албанию. Надежной изоляции его от контактов с внешним миром послужило то обстоятельство, что албанская сторона предложила прибыть морем. Да Жуков и сам хотел воспользоваться возможностью ознакомиться с «наиболее важной для нас частью Юго-Западного театра военных действий», о чем он доложил в Президиум ЦК. 4 октября флаг министра обороны был поднят на крейсере «Куйбышев».
За 22 дня, которые Жуков отсутствовал на родине, Президиум ЦК во главе с Хрущевым полностью реализовал замысел закулисного сговора. Зарубежный визит полководца был сознательно синхронизирован по времени с крупными войсковыми учениями на базе Киевского военного округа, для чего туда вызвали командующих всеми военными округами. Позднее, на октябрьском пленуме, первый секретарь ЦК откровенно заявил, что все это входило в заранее разработанный план по устранению Жукова: «Если говорить, то я не случайно попал на охоту из Крыма в Киев... Я хотел встретиться с командующими округов, хотел их послушать, с ними поговорить, а потом в выступлении подбросить кое-каких ежиков. Я думаю, командующие меня более или менее правильно поняли». И, обращаясь к Жукову, добавил: «И я был, признаться, доволен, что тебя там не было»
[288].
