Только не я, – мысль молнией пронеслась у меня в голове. – Не я, это какая-то ошибка, ошибка…
Почти безучастно я смотрела, как один из солдат взял в руку баллончик с краской и начертил на спине мальчика огромный оранжевый крест по диагонали. В следующую секунду парень перестал кричать, потому что СПП надел ему на лицо странную черную маску, напоминающую намордник для собак.
Я покрылась липким потом. А потом нас стройными рядами повели в лазарет на сортировку. По пути мы видели детей, идущих в противоположном направлении. Они направлялись к нам от ряда жалких деревянных лачужек. Все дети носили белую униформу. У каждого на спине красовался огромный цветной знак «X», поверх которого черным цветом был выбит номер. Я насчитала пять разных цветов: зеленый, синий, желтый, оранжевый и красный.
Дети с зелеными и синими знаками шли свободно, их руки не были связаны. У остальных – желтых, оранжевых, красных – руки и ноги сковывали железные кандалы. По низу от одних кандалов к другим тянулась длинная цепь, соединяя маленьких пленников в линию. Оранжевые носили на лице похожую на намордник маску.
Нам ужасно хотелось попасть туда, где светло и тепло, а впереди нас ждало странное помещение, на двери которого висел рваный листок с надписью «Лазарет». Доктора и медсестры выстроились по обе стороны коридора. При нашем появлении они нахмурились и закачали головами. Чистая плитка на полу тут же стала скользкой и грязной, и мне пришлось приложить немалые усилия, чтобы удержаться на ногах. В ноздри ударил запах спирта, смешанного с каким-то лимонным запахом.
Один за другим мы поднялись по темной бетонной лестнице на первый этаж. Кроме пустых коек и мягких колышущихся занавесок, здесь ничего не было. Только не оранжевый. Только не красный.
У меня скрутило кишки. Перед глазами все еще стояло лицо той женщины. Я никак не могла отрешиться от этого видения. Вот она спускает курок, и в следующую секунду у моих ног приземляется часть окровавленного скальпа. Я не могла забыть лицо моей матери, когда она запирала меня в гараже. Я не могла забыть лицо бабушки.
Она придет, – подумала я. – Она придет. Она остановит маму и папу и придет, чтобы забрать меня. Она придет, она придет, она придет…
Когда мы поднялись наверх, они все же разрезали пластиковые стяжки у нас на запястьях, а затем вновь разделили нас, отправив половину направо по холодному коридору, а половину – налево. Оба направления выглядели приблизительно одинаково: несколько закрытых дверей и маленькое окошко в дальнем конце. Мгновение я просто смотрела, как дождь барабанит по этому тонкому мутному кусочку стекла. А потом дверь слева со скрипом отворилась, и в проеме показалось полное лицо мужчины средних лет. Он бросил в нашу сторону короткий взгляд, а затем прошептал что-то стоящему в начале группы СПП. Одна за другой двери начали открываться. Перед нами появились доктора. Единственное, что объединяло этих людей, помимо белых халатов, – это написанное на их лицах подозрение.
Без каких-либо объяснений СПП начал заталкивать детей в кабинеты. Неодобрительный ропот несчастных был прерван пронизывающим до костей звонком. От неожиданности я подалась назад, и в этот момент двери начали закрываться одна за другой. Смогу ли я еще когда-нибудь увидеть этих детей?
Что с нами не так? В голове у меня шумело. Я бросила взгляд через плечо. Мальчика с разбитым лицом нигде не было, однако воспоминания о нем преследовали меня на протяжении всего пути через лагерь. Неужели они отправили нас сюда из-за того, что мы все больны «болезнью Эверхарта»? И что теперь – мы все умрем?
Как этот мальчик заставил ту СПП выстрелить себе в голову? Что именно он ей сказал?
Я почувствовала, как кто-то взял меня за руку. И эта рука дрожала. Девочка, та самая, что повалила меня на землю, выразительно посмотрела мне в глаза. Светлые волосы прилипли к ее лицу. От верхней губы к носу тянулся тоненький шрам. Ее темные глаза сверкнули, и когда девочка заговорила, я заметила, что, несмотря на снятые брекеты, солдаты оставили ей скобку на передних зубах.
– Не надо бояться, – прошептала она. – Не дай им увидеть свой страх.
На бирке ее жакета было написано: «САМАНТА ДАЛ». Надпись была приколота к воротничку, словно в напоминание.
Мы стояли плечом к плечу так близко, что мои просторные пижамные штаны с одной стороны и ее пурпурный жакет с другой надежно скрывали наши переплетенные пальцы. Ее перехватили по дороге в школу в то же утро, когда пришли за мной. С того момента прошел уже целый день, однако я прекрасно помнила, как вспыхнули ненавистью ее глаза, когда нас заперли в автобусе. Она не кричала, как остальные.
Дети, которые недавно исчезли в кабинетах, теперь появились вновь. В руках они сжимали серые пуловеры и шорты. Вместо того чтобы вернуться в наши ряды, они спустились вниз по ступенькам. Все произошло так быстро, что никто не успел издать ни звука.
Похоже, вреда им не причинили. Я чувствовала слабый запах маркера и спирта, однако никто не кричал и не истекал кровью.
Когда пришла очередь моей соседки, СПП резким движением расцепил наши руки. Больше всего мне хотелось пойти вместе с ней. И не важно, что там за дверью. Лучше уж оказаться там, чем опять стоять одной, без всякой надежды на помощь и поддержку.
Меня трясло так сильно, что пришлось обхватить себя обеими руками. Лишь тогда это прекратилось. Теперь я была первой в цепочке. И потому просто стояла, разглядывая узорчатую плитку между черными ботинками СПП и собственными грязными ногами. Я буквально валилась с ног после бессонной ночи, и запах гуталина, исходящий от обуви солдата, вызывал рвотный рефлекс.
А потом они вызвали меня.
Я очнулась в тускло освещенном кабинете размером с половину моей тесной спаленки дома. И я совершенно не помнила, как вошла сюда.
– Имя?
Я уставилась на койку и нависающий над ней странный серый аппарат. Он немного светился.
Из-за ноутбука выглянуло бледное лицо. Это был болезненного вида мужчина. Очки в тонкой серебристой оправе готовы были соскользнуть с его носа в любую секунду. Голос у него оказался неестественно высоким: он словно не говорил, а пищал. Я прижалась спиной к закрытой двери, больше всего мне хотелось оказаться как можно дальше от этого незнакомца и его странной штуковины.
Врач проследил за направлением моего взгляда.
– Это сканер. Здесь нечего бояться.
Видимо, я выглядела не слишком успокоенной, поэтому он продолжил:
– У тебя когда-нибудь было сотрясение мозга или перелом? Ты знаешь, что такое компьютерная томография?
В голосе мужчины слышались участливые нотки, и я поневоле сделала шаг вперед. А потом покачала головой.
– Через минутку тебе нужно будет прилечь на кушетку, чтобы я мог проверить, все ли в порядке с твоей головкой. Но сначала назови свое имя.
Убедиться, что все в порядке с твоей головкой. Как он это узнает?..
