Все выглядели счастливыми. Воодушевленными, сияющими и улыбающимися. И чистыми. Никаких порезов, ран или грязи. Не то что мы. К тому же у каждого была приличная одежда и обувь. Несколько ребят, отдыхавших в тени, словно по команде бросили свои занятия и подошли, чтобы помочь. Коробки с фруктами перенесли в белое здание с надписью «Офис/магазин».
Офис/магазин оказался самым приличным зданием во всем лагере. Дощатые бараки с темно-зелеными дверями выглядели куда менее основательно.
– Здесь мы храним продукты, – заявил Майк таким тоном, словно в жизни не встречал ничего более восхитительного. – А еще Беглец проводит тут все выступления. Я вас познакомлю. И выбью разрешение остаться ненадолго.
– Для этого нужно разрешение? – спросил Толстяк. – А что, если нам откажут?
– До сих пор он ни разу не сказал «нет», – заметил Майк. Потом забросил коробку на плечо и приобнял освободившейся рукой Толстяка. Заметив мой взгляд, парень ухмыльнулся от уха до уха.
– А ты не из Каледонии. Такое лицо, как у тебя, я бы запомнил. – Наверное, он считал себя неотразимым. Еще бы – темные волосы и ямочки на щеках! Лиам с трудом сдерживал улыбку. – Откуда она взялась? Где еще таких выдают?
– Обнаружили одну на заправке в Западной Вирджинии. Взяли по сниженной цене, – сказал Лиам. – Последнюю с полки забрали, так что извини.
Майк рассмеялся и хлопнул Толстяка по плечу. Тот взбежал по ступенькам и, не глядя, нырнул под белую растяжку, установленную над крыльцом. Я бросила на нее пристальный взгляд.
При виде огромной черной буквы Т Зу застыла как вкопанная. Лицо ее потемнело. Я не могла ни пошевелиться, ни отвести взгляд. Лиам откашлялся, но подобрать нужные слова получилось не сразу.
Мы с Зу стояли, не в силах поверить своим глазам. На лице Зу отразилась тревога. Лиам растерянно посмотрел на друга.
– Что? – спросил Майк, заметив нашу реакцию.
– С какой стати вы украсили это чудесное здание символом наших заклятых врагов? – спросил Лиам.
Впервые за два часа нашего общения лицо Майка помрачнело. Во взгляде появилось что-то недоброе, челюсти сжались.
– Это наш символ, не так ли? Буква Пси обозначает нас, а не их.
– Но при чем здесь черный цвет? – с нажимом спросил Лиам. – Наручные повязки, рубашки?..
Он был прав. На каждом из жителей лагеря так или иначе присутствовал этот цвет. Большинство удовлетворились черной наручной повязкой, но некоторые, причем не только те, кто участвовал в налетах, были одеты в черное с ног до головы.
– Черный – это отсутствие цвета, – сказал Майк. – Деления по цветам у нас не существует. Мы просто уважаем способности друг друга и всегда готовы помочь в них разобраться. Я думал, Ли, ты первым запрыгнешь на борт под этим флагом.
– О нет, нет, я на борту. Можно сказать, капитан корабля, – ответил Лиам. – Просто… немного растерялся, вот и все. Черный – тоже цвет. Имей в виду.
Сетчатая дверь распахнулась. Майк придержал ее, поставив ногу в проем.
– Идем?
Заходя внутрь, я с удивлением ощутила волну жара и тут же посмотрела наверх. Лампы работали. Электричество. Я вспомнила замечание Грега о желтых, способных поддерживать систему, но могли ли они обеспечивать лагерь водой?
В первых комнатах хранились одеяла, постельные принадлежности и несколько продавленных матрасов. А также куча одинаковых серых коробок. Дальняя комната магазина/офиса оказалась небольшой кухонькой, облицованной белой плиткой. Майк помахал поварам, которые помешивали в кастрюлях что-то очень вкусное.
Старые деревянные полки, выкрашенные в унылый зеленый цвет, были битком набиты разноцветными консервами, пакетами с чипсами, пастой и леденцами. При виде огромной кучи коробок с крупами Лиам удивленно присвистнул.
Толстяк, наверное, плакал от зависти.
В темном углу сидела девочка с коротко стриженными светлыми волосами. На ней была черная рубашка, завязанная узлом на талии, а в ушах столько сережек, что нельзя было отыскать живого места. При виде нас девчонка привстала на носочки и захлопала в ладоши. На вид ей было лет четырнадцать-пятнадцать.
– Я знал, что тебе понравится, Лиззи, – сказал Майк, протягивая девочке грейпфрут.
– У нас не было фруктов целую вечность! – воскликнула она, раскачиваясь из стороны в сторону. – Надеюсь, их хватит хотя бы недели на две.
Майк повел нас дальше, оставив Лиззи ворковать над ананасами и апельсинами.
– Пойдемте наверх. Скорее всего, он сейчас проводит собрание с отделом безопасности. Хэйс раздает тумаки, а Оливия – вы ее увидите – составляет график дежурств по периметру лагеря. Если хотите, могу поговорить с ней, чтобы вас назначили туда.
Он посмотрел на Зу.
– Что касается тебя, дорогая… Все дети младше тринадцати сейчас сидят на уроках.
Толстяк тут же навострил уши.
– Что за уроки?
– Школьная программа, разумеется. Математика, немного естествознания, немного чтения – смотря какие книги удастся раздобыть. Босс считает, базовыми знаниями должен обладать каждый. – Майк остановился наверху лестницы и бросил взгляд через плечо. – Знаю, вы – против, но пользоваться способностями здесь тоже учат.
Толстяк прочистил горло.
– Мне хватит того, чему меня научил Джек.
– Джек… – голос Майка сорвался. – Чувак, я скучаю по этому парню.
По пути Майк успел рассказать, что в лагере Беглеца нашли приют пятеро детей из Каледонии: Майк, две синие девочки, один желтый мальчик и зеленый, которому каким-то образом удалось добраться сюда из Восточной Вирджинии.
Второй этаж здания больше напоминал чердак: просто одна большая, но довольно милая комната. Майк постучал в дверь, дождался вежливого «войдите» и лишь затем повернул ручку. Толстяк нервно поежился. Мое сердце учащенно забилось.
Дверь открылась, и мы оказались в центре комнаты. Чуть справа висела белая занавеска, за которой, по-видимому, располагалась жилая зона. Из окна лился полуденный свет, и мы смогли различить четкие силуэты комода и кровати. Вторая часть комнаты больше напоминала офис. Здесь находились два стеллажа, заполненные папками и книгами всех форм и размеров. А между ними стоял старый металлический стол со следами черной краски. Перед ним два простых стула. Левым концом длиннющий стол упирался в стену, и в этом месте располагалось все электронное оборудование. По телевизору показывали новости. Лицо президента Грея заполняло собой весь дисплей. Губы двигались, но звук телевизора был выключен. Тишину нарушал лишь стук пальцев по клавиатуре. Толстяк резко втянул воздух. Клэнси Грей что-то печатал на серебристом ноутбуке.
Я бы узнала этого человека, даже если бы он сбрил черные волнистые волосы, зататуировал щеки и проколол длинный прямой нос в нескольких местах. Шесть лет в Термонде я рассматривала один и тот же портрет, запоминая каждую родинку, форму губ – даже линию роста волос. Но в жизни все оказалось по-другому. Портрет не сумел передать красоту темных глаз и уж точно не мог предсказать, каким изумительным станет этот мальчик, когда вырастет.
