Не то чтобы я не могла об этом говорить, просто не хотела. Не сейчас. Ситуация могла вылиться лишь в бессвязные фразы и путаные объяснения. Каждый раз, размышляя о случившемся, я погружалась в пучину боли, безнадежности и страха, словно кошмар и не думал заканчиваться.
Бросив короткий взгляд из-под темных ресниц, Клэнси понимающе улыбнулся.
– А, Бенжамин, понятно. Этого следовало ожидать. Прошу прощения. – Заметив мое недоумение, он пояснил: – Бенжамин был моим домашним учителем задолго до того, как начался этот ад. Он умер, когда я был совсем маленьким, но вспоминать об этом до сих пор больно. – Клэнси печально улыбнулся. – Может, лучше вообще ничего не говорить. Давай займемся чем-нибудь другим.
– Чем, например?
– Например, ты попробуешь блокировать мое нападение. Думаю, для тебя это будет проще.
– С чего это ты так решил?
– Просто для хорошей атаки в тебе маловато злобы. Не подумай ничего дурного, это комплимент. – Я улыбнулась. – Зато у тебя неплохая защита. Свои карты ты ни за что не откроешь. Так что прочитать твои мысли иногда практически невозможно.
– Я не специально.
Клэнси только отмахнулся.
– Это неплохо, – сказал он. – На самом деле, здесь твое преимущество.
Возможно. Жаль, это не помогло мне избавиться от Мартина.
– Ты чувствуешь, когда кто-то пытается проникнуть в твой мозг? – спросил он. – Такое странное покалывание…
– Да, я понимаю, о чем ты говоришь. И что нужно делать, когда оно начинается?
– Ты должна оттолкнуть нападающего, сбить его с проторенной дорожки. По моему личному опыту, наиболее важные воспоминания и мечты обладают собственной защитой. Тебе остается лишь выстроить дополнительную стену.
– Каждый раз, когда я пыталась проникнуть к тебе в голову, на моем пути вставала белая стена.
Клэнси кивнул.
– Так и есть. Как только возникает покалывание, я создаю образ стены и глушу воздействие. Теперь вспомни какой-нибудь секрет или воспоминание – что-нибудь очень личное – и сформируй собственную стену.
Несколько мгновений я колебалась, но потом Клэнси взял мои ладони и осторожно переплел наши пальцы.
– Давай, – сказал он. – Что ужасного может случиться? Я увижу неловкую ситуацию? Мне казалось, я заслужил немного доверия. Обещаю, что никому не расскажу о том, как тебя тошнило на людях.
– А как насчет нудистских выходок и поедания песка на детской площадке?
Он сделал вид, что ненадолго задумался. Потом ухмыльнулся.
– Это будет непросто, но я постараюсь удержаться от подробного рассказа за обедом.
– Так нечестно. У тебя преимущество, – возмутилась я и через секунду добавила: – Скажи, ты действительно считаешь меня другом или ждешь не дождешься, когда мне выбьют передние четыре зуба во время игры в регби?
Клэнси расхохотался и помотал головой. Больше всего ему нравились мои рассказы о том, как в детстве я прикидывалась мальчишкой. Ну и о том, как мы с отцом объедались фастфудом, когда мама ездила на учительские конференции. Все это настолько отличалось от его жизни, что я, наверное, должна была казаться ему инопланетянином.
– Ну конечно, я считаю тебя другом. Это правда, – сказал он тише обычного. Клэнси поднял на меня взгляд, и его темные глаза как-то по-особенному сверкнули. В голове образовалась легкость. – Думаю, даже больше, чем другом.
– Что ты имеешь в виду?
– Дело в том, что я ждал твоего появления. Кто еще мог меня понять? Быть оранжевым… это особенное состояние. Другим никогда не постичь нас и наших способностей.
«Не просто нас, – добавил внутренний голос, – нас двоих».
Я сжала его ладони.
– Знаю.
Взгляд Клэнси стал рассеянным. Он обвел глазами комнату, посмотрел на компьютер, затем на экран телевизора. На лице его была написана глубокая тоска, даже боль, но через минуту она сменилась прежней уверенностью.
– Готова попробовать?
Я кивнула.
– Обещаю приложить все усилия. Только, пожалуйста, не поддавайся.
Клэнси расцепил наши пальцы и погладил мои голые руки. Я не стала его останавливать. В одном не могло быть никаких сомнений. Рядом с Клэнси мне нечего было бояться. Любая ошибка становилась пустяком, глупостью, не стоящей внимания. Рядом с Клэнси я чувствовала себя свободно. Потому что ему ничего не стоило вышвырнуть меня из своей головы.
Но Лиам… Лиам был хрупкой драгоценностью. Одно неосторожное движение – и баста. У нас не было ни единого шанса. Я не могла себе этого позволить.
Клэнси подался вперед. Я легла ему на грудь. От него пахло сосной, старыми книгами и сотнями возможностей, о которых я даже не подозревала. Тренировка началась.
Мне не удалось блокировать его с первой попытки. С пятой тоже. Спустя три дня Клэнси познакомился чуть ли не со всеми постыдными воспоминаниями, которые я только смогла выудить из памяти. Лишь после этого мне удалось выстроить сносную защиту.
– Бери шире, – говорил он. – Подумай о том, что ты бы не рассказала ни за какие коврижки. Эти воспоминания побуждают прикладывать больше усилий.
Вот только секретов у меня не осталось. Клянусь, парень оказался настоящим хирургом: настолько остро и аккуратно он действовал. Каждый раз, когда я пыталась выстроить невидимую стену, защита разлеталась на мелкие кусочки, словно вощеная бумага. Но Клэнси не унывал.
– Все получится, – не уставал повторять он. – Я в этом уверен. Ты можешь больше, чем себе позволяешь.
Но первых результатов удалось достичь лишь после того, как я поддалась на уговоры о пикантном случае.
– Это обязательно должно быть воспоминание? – спросила я.
Клэнси задумался.
– Что ж, давай попробуем зайти с другой стороны. Представь что-нибудь. – Возможно, это была игра воображения, но Клэнси как будто подался вперед. – Что-то, чего тебе хочется. Или… кого-то?
Вопрос был задан на редкость спокойным и безразличным тоном. Я сделала вид, что ничего не заметила.
– Хорошо. Я готова.
Клэнси все еще сомневался. Я нет. Эта фантазия преследовала меня уже не одну неделю и, честно говоря, мешала сосредоточиться на тренировках. Она возникла на третью ночь после того, как мы приехали в Ист-Ривер. Я проснулась посреди ночи и резко села в кровати. Рядом храпел Толстяк, Зу перевернулась с боку на бок. По коже пробежала дрожь. Я восстанавливала мечту во всех подробностях, как если бы это было реальное воспоминание.
Образ был настолько сокровенным, что рассказывать о нем я бы не стала никому. До тех пор, пока эта фантазия не всплыла из глубин моего сердца, я и подумать не могла, что могу мечтать о чем-то подобном.
