Я шла до тех пор, пока огонь костровой ямы не скрылся из виду. Потом попыталась стянуть рубашку, от которой воняло его комнатой. Хвоей, специями и гнилью. Стянув тенниску через голову, я забросила ее так далеко, как только смогла. И все равно чувствовала этот запах. Он был повсюду: на руках, джинсах и бюстгальтере. Наверное, меня могло спасти только озеро или целый луг, полный цветов. Нужно было вывести этот яд из-под кожи.
Успокойся, – приказала я самой себе. – Успокойся! Но справиться с тем, что клокотало внутри, было невозможно. Ярость из-за собственной доверчивости. Отвращение к его прикосновениям, к запаху, которым пропитались поры моей кожи. И что-то еще. Боль, скручивающая внутренности и превращающая меня в камень.
Передо мной вдруг вырос Лиам. В этот момент я почувствовала себя одинокой, как никогда.
– Руби? – Его волосы казались серебряными и топорщились, как всегда.
Я не могла от него спрятаться. Ни раньше, ни сейчас.
– Меня перехватил Майк, – сказал он, делая осторожный шаг вперед. Лиам выставил руки перед собой, словно подманивая дикое животное. – Что ты здесь делаешь? Что происходит?
– Пожалуйста, уходи, – умоляюще произнесла я. – Мне нужно побыть одной.
Он продолжал идти вперед.
– Пожалуйста, – крикнула я, – уходи!
– Я никуда не пойду до тех пор, пока ты не объяснишь, что происходит! – ответил Лиам. Присмотревшись, он тяжело сглотнул. – Где ты была сегодня утром? Что с тобой произошло? Толстяк сказал, тебя не было целый день, а теперь ты здесь в таком… это… он что-то сделал с тобой?
Я отвела глаза.
– Ничего, о чем бы я не попросила.
Вместо ответа Лиам сделал несколько шагов назад, освобождая мне место.
– Не верю ни секунды, – спокойно заметил он. – Ни одной чертовой секунды. Если хочешь от меня избавиться, придумай что-нибудь получше.
– Я не хочу тебя видеть.
Он помотал головой.
– Не надейся, что я оставлю тебя здесь в одиночестве. У тебя будет уйма времени. Столько, сколько захочешь. Но этот вопрос придется выяснить сегодня вечером. Прямо сейчас. – Лиам стянул свитер через голову и протянул мне. – Надень, а то замерзнешь.
Я поймала свитер одной рукой и прижала к груди. Он был еще теплым.
Он начал приближаться, держа руки на бедрах.
– Это все из-за меня? Поэтому ты не хочешь ничего говорить? Хочешь, чтобы я позвал Толстяка?
Я не нашла в себе сил ответить.
– Руби, черт возьми, ты меня пугаешь!
– Вот и хорошо. – Я скомкала его свитер и швырнула в темноту так далеко, как только смогла.
Лиам прерывисто вздохнул и оперся рукой о ближайшее дерево.
– Хорошо? Что в этом хорошего?
Только сейчас я поняла, что Клэнси пытался сказать мне сегодня вечером. Когда наши с Лиамом глаза встретились. Шум крови в ушах превратился в рев. Я закрыла глаза, приложив оба запястья ко лбу.
– Больше не могу, – прорыдала я. – Почему ты просто не оставишь меня одну?
– Потому что ты никогда меня не бросала.
Зашелестела трава – Лиам подошел ближе. Воздух вокруг раскалился, в нем появилось знакомое напряжение. Охваченная яростью, я стиснула зубы. Лиам находился чересчур близко, и контролировать себя я уже не могла. Зато могла повредить.
Он отнял мои руки от лица, но я не позволила ему проявлять заботу. Вложив в удар все силы, я оттолкнула его назад. Лиам покачнулся.
– Руби…
Я толкала его снова и снова, с каждым разом все сильнее. Это был единственный способ выразить свои чувства. Перед внутренним взором проносились его яркие воспоминания. Окончательно приперев его к дереву, я вдруг поняла, что плачу. С такого расстояния нельзя было не заметить свежую царапину под левым глазом и образовавшийся вокруг синяк.
Губы Лиама приоткрылись. Руки легли на мои бедра.
– Руби…
Я одним махом преодолела разделяющее нас пространство. Запустив руку в его мягкие волосы, второй сжала ткань его рубашки. Едва наши губы соединились, как внутри что-то сжалось. Мир исчез. Пропало гудение цикад и серые стволы деревьев. Сердце билось где-то в районе горла. Сильнее, сильнее, сильнее – пока звук не стал невыносимым. Тело Лиама расслабилось под моими руками, отвечая дрожью на каждое прикосновение. Я не могла им надышаться. Мне хотелось вобрать в себя запах кожи, дыма, чего-то сладкого – всего Лиама. Я чувствовала, как его пальцы касаются моих ребер. Лиам обвил меня руками и притянул ближе.
Я едва удержалась на носочках. Мир завертелся перед глазами, когда губы Лиама коснулись моей щеки, затем подбородка, а потом того местечка на шее, где билась жилка. Он действовал настолько уверенно, словно подобное случалось с ним и раньше.
Я даже не заметила, как слились наши губы. А потом уничтожить чудесное мгновение было уже невозможно. Его кожа была теплой, а прикосновение легким, как перышко, почти благоговейным. Но в миг, когда его губы вновь отыскали мои, сладкое марево растворилось без следа.
Воспоминание о лице Клэнси, целовавшем меня так же, как сейчас Лиам, вырвалось на поверхность, сметая все на своем пути. Образ казался настолько ярким, словно принадлежал не мне, а кому-то другому.
И тут до меня дошло, что не одна я его вижу.
Как, как, как? Такое невозможно, разве нет? Воспоминания поступали ко мне, а не от меня.
Лиам замер на месте, затем отстранился. По его лицу все было понятно.
Я набрала в грудь побольше воздуха.
– О господи, прости, я не хотела… он…
Лиам перехватил мои запястья, вынуждая меня придвинуться ближе к нему. Затем обхватил ладонями мое лицо и откинул назад волосы. Мы тяжело дышали. Я попыталась вывернуться. При мысли о том, что Лиам мог обо мне подумать, я сгорала от стыда и животного страха.
Следующие слова Лиам произнес спокойно и четко:
– Что он сделал?
– Ничего…
– Не лги, – попросил он, – пожалуйста, не лги мне. Я чувствовал это… Тело будто… Боже, словно превратилось в камень. Ты испугалась – я чувствовал, как ты испугалась!
Его пальцы скользнули по моим волосам. Лиам наклонился ко мне.
– Он… – Я запнулась. – Он попросил меня показать воспоминание, и я согласилась. Но освободиться уже не смогла. Не могла даже пошевелиться. А потом потеряла сознание. Не знаю, что он сделал, но было больно. Очень больно.
Лиам прижался губами к моему лбу. Его руки напряглись и дрожали.
– Иди в общежитие, – Лиам не позволил мне возразить. – Начинай собирать вещи.
– Ли…
– Я поищу Толстяка, – добавил он. – Уходим сегодня ночью.
