Все замерли в молчании. С каждым словом взгляды ребят становились более осмысленными. Майк окончательно вышел из-под влияния Клэнси и теперь выглядел неважно. Остальные начали нервно оглядываться по сторонам.
Клэнси оставался совершенно невозмутимым, но, едва Толстяк закончил речь, наклонился вперед, словно собираясь прошептать ему на ушко какой-то секрет. Это была уловка. Слова Клэнси услышали все.
– Я играл не только ее чувствами, – в упор глядя на Лиама, сказал он. – Не так ли, Стюарт?
Алая краска залила шею Лиама, потом лицо. Перед его глазами стоял посланный Клэнси образ.
– Нет! – крикнула я, но было слишком поздно.
Все произошло так быстро, что половина присутствующих вообще ничего не поняла. Лиам поднял кулак, собираясь заехать по самодовольной роже Клэнси, но замер на месте, не в силах пошевелиться. Каждый мускул, каждой сустав, каждая жила в нем дрожали от напряжения. Тело Ли одеревенело, сквозь него точно пропустили сильный разряд тока. А в следующую секунду Лиам уже валялся на земле, и кулаки Хэйса превращали его лицо в кровавое месиво.
– Стой! – взмолилась я, пытаясь вырваться из рук Толстяка. Я видела, что творит Клэнси, и прекрасно понимала, почему Лиам даже не попытался закрыться руками. На землю брызнула кровь. Я больше не могла этого выносить.
– Клэнси, – крикнула Оливия, – хватит! Ты уже доказал свою правоту. Хэйс, прекрати, ты его убьешь!
Кулак Хэйса взлетал снова, и снова, и снова, словно тот решил выместить на Ли всю свою злобу. Это продолжалось до тех пор, пока Клэнси не положил руку ему на плечо, и даже тогда Хэйс успел сделать последний, контрольный удар. Он приподнял Ли за ворот рубашки, но по знаку Клэнси тут же бросил лицом в грязь.
Как только эти двое скрылись из виду, мы с Толстяком бросились вперед, расталкивая столпившихся вокруг детей. Нам едва удалось сделать пару шагов, когда на пути вырос Майк.
– Не надо, – сказал он. – Будет только хуже.
– Что они собираются с ним делать? – спросил Толстяк.
– Возвращайтесь в общежитие, – приказал он. – Мы позаботимся о Ли.
– Нет, – возразила я, – без него мы никуда не пойдем.
Майк обернулся ко мне.
– Не знаю, какого черта ты ему сказала и о чем заставила думать, но Ли был здесь счастлив. У нас было все, что нужно. А ты, ты его скрутила…
– Не смей, – выпалил Толстяк. – Не смей обвинять ее в случившемся. Ты настолько свихнулся на драгоценной заднице Беглеца, что вообще ни черта не заметил!
Майк оскалился.
– Мы общались с тобой в Каледонии только из-за Лиама, но здесь я не собираюсь это терпеть.
– Плевать, – сказал Толстяк. – Думаешь, мне не все равно? Единственное, что меня сейчас волнует, – это состояние Ли. Помнишь такого парня? Он еще рискнул всем, вытаскивая нас из одного чудесного местечка. – Слова произвели желаемый эффект. Лицо Майка побелело так, что это было заметно даже в темноте. – Можешь заниматься своим тупым Беглецом, но не жди, что мы позволим тебе заботиться о Ли.
Мы снова попытались прорваться вперед. Чьи-то руки обхватили меня за грудь, потом за ноги. Я кричала, но подростки упорно тащили нас прочь, все дальше и дальше от Лиама.
Мы с Толстяком сидели на постели Лиама, молча уставившись на дверь общежития. В окнах маячили любопытные лица – обычные зеваки и охрана. Все сгорали от желания выяснить, что произошло. Вскоре выключили свет, но спать никто не собирался. У входа теперь возвышались две черные фигуры. Так что сбежать было невозможно. Неудачная попытка побега, а затем и словесная атака Толстяка сделали свое дело.
– Где ты научился так разговаривать? – в конце концов спросила я, но Толстяк лишь пожал плечами.
– Пытался представить, что бы сказал Ли на моем месте. – Толстяк провел рукой по волосам. – Я правда упомянул «нежные девичьи ручки»?
Я сдавленно хохотнула.
– Это и многое другое.
В голове проносилось по нескольку мыслей в секунду.
– Почему ты не поддался его влиянию? – вслух произнесла я. – Он ведь пытался на тебя воздействовать, да?
– Конечно, пытался, я чувствовал. Но что он мог знать… – Толстяк похлопал себя по лбу. – Стальная выдержка. Ничто не проникнет внутрь и не просочится наружу.
Думаю, он говорил правду. Толстяк был единственным, с кем мне легко удавалось избегать мысленного соприкосновения. Но едва на дорожке послышались глухие шаги, как все предположения тут же вылетели из головы.
Дверь распахнулась, и внутрь вошли Оливия и еще один парень. Руки Лиама покоились у них на плечах, ноги – волочились по земле. Голова Ли упала на грудь. К волосам прилипла грязь. Дождь начался примерно через час после того, как нас унесли.
– Ли! – воскликнул Толстяк, пытаясь привести друга в чувства. – Ли, ты меня слышишь?
Мы помогли уложить его на матрас. В комнате было так темно, что раны я увидела лишь после того, как Оливия включила фонарик.
– О господи, – выдавила я.
Лицо Ли повернулось в мою сторону, и в первый момент я даже не поняла, что он действительно проснулся. Глаза его заплыли настолько, что белков почти не было видно. Я схватила безвольно упавшую на пол руку и положила ее обратно на грудь. Дыхание Ли было свистящим. Кровь толстым слоем запеклась вокруг носа, губ, даже на подбородке. Утренний свет выявил и другие раны.
– Ему нужен антисептик, – сказал Толстяк, – бинты, что-то…
– Идите за мной, – встряла Оливия, – я провожу вас в комнату со всем необходимым. Там спокойно.
– Я не собираюсь оставлять его тут, – сказала я, стоя на коленях около Ли.
– С ним все будет в порядке. – Рука Толстяка легонько коснулась моего плеча.
Сетчатая дверь открылась и закрылась. Я подождала, пока стихнут торопливые шаги за спиной, и лишь затем посмотрела на лицо Ли. Мои пальцы касались его ран так аккуратно, как только возможно. Но едва они дошли до носа, Лиам резко зашипел. Потом позволил мне протереть вспухшую разбитую губу и отвернулся.
Последний месяц принес мне больше слез, чем вся предыдущая жизнь. В Термонде я никогда не плакала по ночам в подушку, как другие девочки. Не просыпалась с воем, осознав, что ночной кошмар оказался явью. Даже в детстве меня нельзя было назвать плаксой. Зато теперь не могла удержаться от слез.
– Я правда… выгляжу так же мило, как себя чувствую? – Слова Ли едва можно было разобрать. Я попыталась заставить его открыть рот, чтобы пересчитать зубы, но прикосновение к челюсти причинило Лиаму невыносимую боль. Я легконько поцеловала его в подбородок.
– Не стоит, – прошептал он, приоткрыв один глаз. – Если только не хочешь продолжить.
– Ты не должен был на него кидаться.
– Нет должен, – пробормотал он.
