– Эта женщина – ведьма! – прошептала мама.
– Шшш! – сказала Ленка.
Когда в антракте зажегся свет, папа встревоженно повернулся к ней:
– Тебе нравится?
– Лучше бы… – начала мама.
– Номер с кошками – крут. И девочка-змея – просто огонь. Можно мне колы? Я очень хочу пить.
После перерыва шоу продолжили шпагоглотательница, японка на моноцикле и канатоходец в полосатом комбинезоне до колен. Ленка сочла, что они чрезвычайно умелы, но лишены вдохновения.
Девочка-змея появилась вновь: выкатилась из-за занавеса и прошлась колесом по арене – простой трюк, ставший зрелищным из-за блестящих нетопырьих крыльев, тянущихся от лодыжек к запястьям. Остановившись в центре, циркачка встала, взялась за невидимую прежде перекладину и медленно поплыла вверх. В горле у Ленки пересохло от зависти.
В шести футах от пола трапеция остановилась. Девочка встала на перекладину и, чуть согнув колени, начала раскачиваться, будто на качелях. Ее крылья трепетали.
– Так она запутается в веревках, – мрачно пробормотала мама.
Этого не случилось. Ленка смотрела, как девочка летала: извивалась, скручиваясь в кольцо, кувыркалась, висела на локтях, шее, ступне, держалась одной рукой, будто закон тяготения отменили специально для нее. Она должна была быть невероятно сильной и дисциплинированной. Никаких походов в гости или в кино, никаких видеоигр, никакого Фейсбука – только тренировки, выступления и сон, и рутина, и уроки, и опять тренировки. Это нельзя было назвать нормальным. Мама и папа говорили, что Ленка привыкнет к нормальной жизни, когда поймет, что не сможет выступать.
Мама и папа ужасно заблуждались.
Милые мама и папа!
Когда вы прочтете это, я буду уже далеко.
Я ухожу не потому, что не люблю вас, и не потому, что считаю плохими или нечестными. Вы – лучшие родители в мире и вы сделали для меня больше, чем доктор Вайнер и больница. Вы спасли мою жизнь – делали все, чтобы я поправилась, и не заставляли чувствовать себя виноватой. Это просто восхитительно.
Дело в том, что я все равно испытываю вину. Я вижу, что моя болезнь сделала с вами. Временная работа? Розничная торговля? Посмотрите правде в глаза. Даже с папиными шутками – это не смешно. Вам нужно вернуться к полетам, и это невозможно, пока вы за мной приглядываете.
Так что я ухожу. Пожалуйста, не ищите меня. Мне восемнадцать. У меня ремиссия, я чувствую себя отлично. Я взяла немного денег на то время, пока не найду работу. Отдых – единственное, от чего я устала. Примерно через месяц я дам о себе знать. Собираюсь позвонить Радеку на мобильный, так что лучше отправляйтесь в путь.
Ленка.
P.S. Знаю, глупо говорить, чтобы вы не волновались, но, правда, не надо. Вы научили меня, как о себе позаботиться.
P.P.S. Люблю.
Ленка знала родителей. Что бы она им ни написала, они искали ее, первым делом заглянув в Cirque des Chauve-souris. Она провела пару дней, скрываясь, в основном зависая в Кливлендском Музее искусств, верно рассудив, что это последнее место на земле, где они ожидали ее встретить.
Когда в цирке началось последнее шоу, Ленка быстро обтерлась губкой в туалете музея и отправилась в центр.
Она надеялась проскользнуть внутрь, смешавшись с выходящей из цирка толпой, но обнаружив, что задний двор пуст, занервничала. Пришлось проскользнуть через служебный вход.
Во тьме раздался голос:
– А мы всё гадали, когда ты явишься.
Ленка замерла.
– Не бойся, – продолжил голос. – Мы не станем звонить в полицию.
– В полицию?
Девочка-змея вышла из тьмы. Приблизившись, она казалась еще более хрупкой и бледной.
– Они приходили дважды, искали Ленку Кубатову, восемнадцать лет, пять футов шесть дюймов, карие глаза, каштановые волосы, сто пятнадцать фунтов, истощенная. Это ведь ты?
«Истощенная?» Ленка пожала плечами:
– Это я.
– Сбежала из дома? Почему? Родители тебя бьют?
– Нет, – сказала Ленка. – Они замечательные.
– Тогда почему?
Ленка расправила плечи:
– Я хочу присоединиться к вам. К этому цирку. Быть на подхвате.
Девочка-змея рассмеялась.
– Это что-то новенькое, – сказала она. – Думаю, тебе лучше поговорить с Баттиной.
Инспектор манежа в Chauve-souris помогала силачу отвинчивать створки кабинок и скамейки от стен. Подсобных рабочих рядом не наблюдалось.
– Беглянка, – сказала она, увидев Ленку. – Гектор, мне надо выпить.
Силач засмеялся и сложил створки в обитый тканью деревянный ящик.
– Позже, – сказал он.
Баттина опустилась на скамейку с невероятным достоинством, как будто не поднимала ее минуту назад.
– Ты должна позвонить родителям, – строго сказала она.
Ленка покачала головой:
– Мне восемнадцать.
– Полицейские говорили, ты больна.
– Я была больна. Мне уже лучше. Я должна жить и дать жить моим родителям. Они – воздушные гимнасты. Им надо летать.
– Чем ты болела? – спросил Гектор.
– Раком, – просто ответила Ленка. – Лейкемией.
Баттина и силач обменялись непонятным взглядом.
– Чего ты хочешь? – спросила инспектор манежа так, будто ответ ее совсем не интересовал.
Сердце Ленки зашлось в груди.
– Хочу поехать с вами, – сказала она. – Знаю, я не готова к выступлениям, но вам, кажется, нужна помощь. Я могу вешать кольца, чистить клетки, следить за реквизитом. Я умею вести хозяйство. Пока можете мне даже не платить. – Глаза защипало от подступающих слез. – Без цирка я не чувствую себя живой. Пожалуйста, позвольте поехать с вами.
Ее голос прервался. Отвратительная самой себе, Ленка полезла в сумочку за салфеткой и вытерла нос.
– Простите, – хрипло сказала она. – Это было непрофессионально.
– Ты сказала правду, – Баттина постучала по зубам ногтем большого пальца. – Не отрицаю, нам нужна помощь того, кто понимает американских chinovnikov, может сидеть на телефоне и составлять планы. – Она уставилась на Ленку темными глазами. – Ты сможешь?
– Никогда ничего такого не делала, – честно ответила Ленка. – Но постараюсь.
– Мы потеряли менеджера в Нью-Йорке, – сказала Баттина. – Он оставил нас с кучей бумаг и ангажементов в городах, о которых я никогда не слышала. Я – артистка, а не секретарь. Как думаешь, наведешь порядок?
Ленка хотела сказать, что она тоже артистка, но пока это было неправдой – не с ее ограниченными возможностями.
