Они направлялись на музыкальный фестиваль в Колорадо, по крайней мере, так гласила картонная вывеска, подпирающая открытый чехол гитары: крепкий парень на складном стуле с одним барабаном брал легкий ритм; тощий, скачущий по сцене гитарист, который надел на голову футболку, и она болталась словно шутовской колпак с бубенчиками; невысокая блондинка, бегавшая вокруг с полуоткрытыми глазами, перебирала сладчайшие рифы, какие когда-либо слышал Джош; девушка с квадратными плечами, голос которой был словно рупор, без передышки пела о любви и исполняла социальные баллады.
Они были слишком крутыми, чтобы заговорить с ними, – в свои двадцать лет, играя босиком на траве ради денег на топливо, – но Джош не уходил, пока их репертуар не начал повторяться. Их песни были хорошими – причудливыми, запоминающимися, ироничными, грустными. Пусть они и не были Danger Mouse
[22] или the Decemberists. Но они выглядели такими, как эти группы, когда те только начинали: талантливые друзья, которые выходили играть все, что умели, чтобы кто-то услышал, учась создавать отличные песни.
Это то, что ему нужно было попробовать. Это была та самая жизнь, которую он хотел.
Именно поэтому, когда классному спектаклю, оригинальному мюзиклу, понадобилось больше песен, он вызвался помочь. В награду ему поручили написание двух песен вместе с Энни Фрай.
Написание стихов (и о чем он только думал? Теперь-то его точно убьют в мужском душе) с Чудачкой Фрай! Но с Энни было весело работать, и тексты на ее музыку пришли на удивление легко. Разве это ничего не значило?
Энни познакомила его с парой старшеклассников, выступавших по всему городу за деньги на выпивку. Они называли свою группу «Мистер Ложь», и им нужен был человек, который писал бы для них тексты (это было совершенно очевидно). Он начал проводить с ними время, репетируя в гараже Брэндона Уайта. Энни поссорилась с барабанщиком и ушла. Джош остался, и теперь не просто писал песни, но и исполнял их. Его голос становился лучше. Они сказали, что если он отрастит приличную щетину, то может стать вполне приемлемым фронтменом.
У него были две большие проблемы. Во-первых, его мать считала, что поп-музыка глупая и уничтожает музыкальный слух, поэтому первое время она просила Джоша одуматься, а не поддерживала.
Во-вторых, он сильно отставал! Казалось, он не может научиться читать ноты. Единственный инструмент, на котором он мог играть, был синтезатор фирмы Касио (и то подержанный, купленный им в магазине Айвена). Он существовал, говоря языком музыкантов, в другой вселенной от the Decemberists и подобных им.
Несмотря на это группе Брэндона нравились его тексты, и иногда его слова и их музыка творили вместе удивительные вещи. Девушка Брэндона, Беттс, знала кое-каких людей в Портленде. Они предлагала отправиться туда, чтобы сделать демозапись. Все шло хорошо.
Затем родители Беттс переехали на противоположный берег реки, а дом Брэндона конфисковали после того, как его семья в одночасье исчезла. Остальные тоже ушли, и все кончилось.
Джош не выходил из своей комнаты и писал тексты о суициде. Он сказал родителям, что не вернется в школу на выпускной год.
После неминуемого краха мать Джоша устроила его на летнюю подработку в магазин Айвена без каких-либо «если», «и» и «но». Очевидно, его родители надеялись, что микроскопическая зарплата за тяжелый труд в «реальном мире» и немного «времени, чтобы все обдумать» изменят его решение.
Ну конечно! Все, чего он хотел – выбраться из Доджа и поехать куда-нибудь, где смог бы найти новых музыкантов для работы, куда-нибудь с настоящей музыкальной сценой, на которой не играли бы заунывное кантри, сальсу и плохой рок. Ему нужно было начать все сначала, в Портленде или Сиэтле – где-нибудь. Как только он доберется туда, его происхождение не будет проблемой. Колин Мелой
[23] был из Монтаны.
Но больше всего он хотел, чтобы мир остановился на некоторое время, чтобы он мог стать действительно хорошим музыкантом. Ему нужно было наверстать все время, потраченное на науку и искусство.
Появление вампиров, конечно же, все изменило.
Предварительная продажа имущества старой миссис Ледли продолжалась до одиннадцати часов вечера пятницы. Джош находился в дальнем павильоне, получив приказ смотреть во все глаза. В основном, люди, находившиеся в магазине, были продавцами, но вы не смогли бы уследить за всеми в огромном складском помещении, разбитом на сорок пять разных павильонов и четыре прохода.
Джош устал от звуков перетаскивания мебели и коробок, которые можно было услышать в течение всего дня благодаря арендаторам Айвена (все они имели проблемы со спиной, потому что долгие годы таскали мебель и коробки). Он сидел за старым дубовым столом в кабинке сорок один (вещи викторианской эпохи, в основном игрушки и детская мебель), черкая в блокноте для рисования. Он бы работал над текстами песен («день пролетает мимо моих мечтательных глаз…»), но ему мешал Синатра, буквально кричавший песню «Мой путь» из павильона впереди, в котором продавали старые виниловые пластинки.
Услышав слабое тик-тик прямо рядом с собой, Джош взглянул вверх.
Женщина в зеленом льняном костюме стояла напротив прохода, постукивая карандашом по передним зубам и изучая экспозицию в стеклянном шкафу. Джош сразу отметил: она могла бы стать примером Мадонны в готическом стиле – острое лицо, оливковая кожа и густые темные волосы.
В следующий раз, когда он посмотрел на нее, то встретил испепеляющий взгляд. Ее глаза, с опущенными внешними уголками, были покрыты тенями такого же голубого цвета, в какой были покрашены ногти (прощай, Мадонна).
Он закрыл блокнот и спросил у нее, не хотела бы она посмотреть на что-нибудь из запертых шкафов.
– Вы продаете меха? – спросила женщина. Она говорила по-английски с акцентом. – Целые лисьи шкуры, чтобы можно было носить на воротнике зимой?
Джош покачал головой:
– Несколько поступило вместе с имуществом, но их уже отправили в магазин винтажной одежды.
Она вздохнула:
– Тогда покажите мне, что вы рисуете.
Он хотел отказаться, но почему-то протянул ей свой блокнот.
Она пролистала страницы:
– Иисус и овечки? Вы католик?
– Как бы то ни было, здесь вы рано или поздно сможете продать картину на религиозную тему, – ответил он, складывая руки в защитной позе. – Маленькая зарплата – отстой.
– Неплохие работы, – сказала она. – Но на вашем месте, я бы не уходила из школы.
А что она ожидала увидеть, Микеланджело?
