* * *
Профессия Одетт была идеальной: она работала массажисткой. Вампирша использовала чары, чтобы привлечь клиентов к месту работы (арендованному в Карденасе
[33]), поэтому ей никогда не приходилось выходить на солнце. Ее клиенты уходили, чувствуя себя полностью расслабленными (Джош знал это по своему личному опыту). В этом и заключался смысл массажа, поэтому они рекомендовали ее своим друзьям. Одетт, по-видимому, не нужно было спать; она оставляла вечерние часы для работающих людей, оплата производилась по скользящей шкале (почему бы и нет? Она всегда могла забрать разницу кровью).
Кристал спала весь день или же зависала в игре «На пике славы» – аркаде, в которой детям предстояло пройти фантастическое приключение (Одетт называла «Пик славы» «казино для детей»). Ночью, в кабинете Айвена, она просматривала на компьютере антикварные сайты по просьбе Одетт.
Однажды Джош спросил, скучает ли она по сплетням и хихиканью с другими девочками в школе.
– Фу! Я что, выгляжу сумасшедшей? Кто хочет сидеть взаперти с кучей вонючих, прыщавых, озабоченных подростков и учителей, которые их ненавидят, в месте, похожем на тюрьму?
– Ты именно так думаешь, когда пьешь мою кровь – насколько я прыщавый и вонючий? («Озабоченный» просто не подходило под описание Джоша.)
– О-о, – сказала она, – не начинай.
Джош решил отпраздновать появление у себя новых сил для написания песен, избавившись от жалкого нагромождения проектов, выполненных на занятиях в Центре искусств (мобильный телефон, сделанный из вешалок и колечек от пивных банок, гравюра по дереву, на которой были изображены сражающиеся вороны), которые он прятал ото всех в переноске на дне шкафа. Он мог бы даже заработать несколько долларов, выставив весь этот мусор для продажи в торговом центре, вместе с теми продавцами, которые были готовы его выставлять. (Как они любили говорить: «Покупатель найдется на всё».)
Когда он пришел, двое полицейских попросили Айвена подойти к кассе. Джош начал выкладывать из сумки предметы в шкафчик у входной двери, накрывая их сверху толстовкой, чтобы не выпали, так что он мог слышать всё.
Копы спросили об известном метамфетаминщике, который накануне появлялся здесь, пытаясь продать старинные монеты.
– Украденные, верно? – спросил Айвен.
Они кивнули, окинув многозначительным взглядом соседние павильоны.
Айвен облокотился толстыми руками на стеклянную столешницу:
– Вот почему я никогда не покупаю товар с улицы – он всегда краденый. Вы также не найдете какие-либо ценные вещи у моих продавцов – слишком уж их легко стащить. Такие товары просто привлекают воров… Итак, – спросил он, когда объявил себя абсолютно невиновным, – что-то случилось, после того как я выгнал отсюда этого паренька?
– Прочитайте газеты, – ответил один из полицейских.
В «Джорнал» сообщалось, что парень был найден рано утром в старом аэропорту с перерезанным горлом. Монеты исчезли.
Задрожав, Джош нырнул в угол для книг и DVD-дисков. Для него «перерезанное горло» звучало как «замаскированный укус вампира».
Он приходил в себя примерно полчаса, изучая психоделические изображения на упаковках от долгоиграющих пластинок.
Кристал появилась в полночь – с опухшими, слезящимися глазами и повязкой вокруг одной руки. Джош спросил, в порядке ли она, но девушка исчезла в полумраке торгового центра, не ответив.
В офисе Одетт объяснила с нотками раздражения в голосе:
– Вчера на этой стоянке к нам пристал какой-то мальчишка. Пытался продать нам монеты, или ограбить, или и то, и другое. Я его послала. А вот Кристал была не в настроении, поэтому она последовала за ним. Я говорила ей тысячу раз, что мы не пьем людей до дна, чтобы потом отбросить их в сторону, как выжатые апельсины. Это глупо.
– Она выпила у того парня всю кровь?
– У нее аппетит подростка, – пожала плечами Одетт. – И она плохо справляется со своими порывами.
– Она сказала мне, что ей семьдесят пять лет!
Еле сдерживая себя, Одетт крутилась на компьютерном стуле (из-за того, что Кристал была временно выведена из строя, Одетт пришлось самой просматривать сайты, это сделало ее раздражительной).
– Годы не имеют значения. Ее жизнь не такая как твоя, Джош. Она не взрослеет со временем. Части мозга, которые на момент превращения еще не были развиты, так и останутся в таком положении. Она застряла между тринадцатью и четырнадцатью годами своим телом и разумом. Навсегда. Только представь, что ты никогда не избавишься от детской пухлости, прыщей или подростковых перепадов настроения.
– Ого, – сказал он.
– Вот именно, ого.
– Ну, а… у парня был нож или вроде того? Ее рука…
– Ты должен понимать, что я ее единственная семья и защита, – произнесла Одетт. – Иногда я должна быть жесткой с ней, но это ради ее собственного блага. Она не сможет выжить, имея разум взрослого в детском теле. Она ребенок, который жив только потому, что я ее защищаю.
– Защищаешь? – Кристал явно была ранена, но она также и убила кого-то. – От кого?
– От ее собственной безрассудной натуры, – язвительно сказала Одетт, – и от древних вампиров. Достойные не любят молодых представителей нашего вида по объективным причинам: безрассудство подвергает всех нас риску. Воспитание помогает в краткосрочной перспективе, но не избавляет от детского поведения того, кто, по сути, вечный ребенок.
Колкость Кристал начала приобретать больше смысла.
– Так почему ты тогда не бросишь ее?
Одетт раздраженно ткнула в клавиатуру длинным, переливающимся всеми цветами радуги ногтем:
– Молодежь способна к адаптации и приспосабливается в современном мире. Она может быть очень полезной.
Она имела в виду «удобной».
– Так-так! – Что-то на мониторе привлекло внимание Одетт. – Я смотрю, Аксель Хохауэр продал свои фигуры Великой Армии
[34] за кругленькую сумму. – Она улыбнулась. – Должно быть, Горецкий в ярости.
Джош знал, что его только что уволили.
Он обнаружил Кристал плачущей в ванной. Нервно прочистив горло, Джош спросил:
– Кристал? Она что-то с тобой сделала?
– Она заставляла меня держать руку под солнечными лучами, – пробормотала девчонка сквозь слезы. – Смотри!
Кожа с тыльной стороны ее кисти была дряблой, кое-где еще проступали розовые пятна ожога.
Кристал снова замотала руку.
– Раньше выглядело намного хуже – мы быстро исцеляемся. Но это совсем не значит, что мне не было больно. Ненавижу эту старую злую суку!
