– Что она ищет? Плетки и наручники? – прошептал Джош.
Кристал ухмыльнулась:
– Болван. Это Алисия Чанг. Одетт говорит, что у нее лучшая в Америке коллекция оперных сувениров девятнадцатого века.
– Она ищет здесь старые оперные плакаты?
Кристал пожала плечами:
– Никогда не знаешь наверняка. В этом-то и проблема.
Первое, что сказала Одетт в рабочем кабинете после закрытия:
– Если Чанг здесь, то скоро сюда нагрянет и МакКардл. Надо собраться сегодня вечером, Кристал.
У Джоша выступил ледяной пот. У него не было времени на любезности.
– Одетт? – Его голос дрогнул. – Возьми меня с собой.
– Нет, – ответила она, даже не взглянув на него.
– Кристал странствует с тобой!
– Кристал – Достойная, и у нее нет живых родителей. Мы должны убить твою мать и отца, чтобы они не искали тебя?
С голосом Кристал, все еще звучащим у него в голове («Оох, до чего грубо, Одетт!»), Джош побежал в ванную и его вырвало.
Он поехал домой, не помня, включил ли фары, заснул прямо в одежде, а во сне видел Энни Фрай, кусающую его шею. Позже парень сидел в темноте, наигрывая самые мрачные мелодии, какие только можно извлечь из синтезатора.
Его группа распалась, никто в школе не хотел с ним общаться, а теперь даже вампиры бросают его…
Мать постучала в дверь его комнаты в семь утра и спросила, не хочет ли он «поговорить».
– Твоя музыка звучит так грустно, милый, – сказала она. Как будто он писал свои песни для нее!
– Это просто музыка, – с этими словами Джош нагнулся над синтезатором в ожидании, что она уйдет.
«Как он сможет прожить в этом доме хотя бы еще один день?»
Она вошла внутрь:
– Джош, я все вижу. Ты хочешь уехать из города со своими новыми друзьями?
Он запаниковал, а потом понял, что она имеет в виду его воображаемых друзей-музыкантов.
– Нет.
– Все равно, я думаю, пришло время встретиться с ними, – настаивала она.
– Почему ты не можешь оставить меня в покое? Ты делаешь только хуже!
– Ты и сам прекрасно с этим справляешься! – возразила она.
Они кричали друг на друга, пытаясь максимально ранить, не проливая при этом крови, пока мать не спустилась вниз, чтобы закончить рисунки для выставки в Сан-Хосе. Удар был жестоким.
Естественно, она собиралась на открытие своей выставки.
Все могли уехать из этой глуши в мир настоящих творческих достижений и славы, кроме самого Джоша.
Он проскользнул в ее студию, когда она ушла. В детстве он проводил здесь так много времени, наблюдая, как его мать работает. Яркий спектр красок, жесткие и соболиные кисти, но главное – холсты с целой радугой цветов, на которые он мог смотреть часами, завороженный. Там на подоконнике, как он вспомнил во время их ссоры, лежало кое-что, что могло бы убедить Одетт взять его с собой.
Айвен несколько лет входил в байкерскую банду. Позднее он запечатлел этот момент своей жизни и попросил мать Джоша оставить это у себя (его жена не хотела, чтобы память о тех днях хранилась в ее доме).
Айвен скрутил из серебряной проволоки блестящий трехдюймовый мотоцикл с колесами из бирюзовых шариков. Вещица была прекрасна, как и всё, сделанное с любовью. Она походила на драгоценную стрекозу. Посетители предлагали матери Джоша за нее деньги.
Ценная, уникальная, красивая, выполненная вручную – она была идеальна.
Джош быстро упаковал мотоцикл в коробку от рождественских украшений, предварительно завернув в ткань. На работе он спрятал коробку в ящике викторианского дубового стола в павильоне, куда иногда ходил поспать после «перекуса» вампиров. Одетт придет сегодня поздно вечером. После того, как последняя антикварная вещь будет отправлена, она уйдет навсегда. Это был его последний шанс убедить ее.
После закрытия он помчался за пиццей, а когда вернулся в темный торговый центр, то был поражен, обнаружив Кристал сидящий за дубовым столом в свете маленькой латунной лампы.
– Как ты сюда попала? – спросил он. Девушка угрюмо пожала плечами. Сверток лежал открытым прямо перед ней.
– Где Одетт?
Молчаливый этаж торгового центра еще никогда не был таким мрачным.
– Она опаздывает, – ответила Кристал. – Я устала ждать, поэтому решила сыграть в «Пик славы». Это, вроде, твое, верно? Как бы то ни было, что это?
– Прощальный подарок для Одетт. Для тебя у меня тоже есть кое-что, – добавил он, лихорадочно пытаясь придумать, что можно подарить Кристал.
– Правда? – Ее красная кожаная сумочка, тяжелая от четвертаков для игровых автоматов, угрожающе раскачивалась на тонком ремне, точно хвост сердитого кота. – Ты собираешься мне кое-что подарить? Ты лжец, Джош.
Он с дрожью подумал о том, что, возможно, часть монет в этой набитой битком маленькой красной сумочке когда-то принадлежала метамфетаминщику.
Внезапно она закричала:
– Думаешь, ты сможешь подкупить Одетт этим маленьким блестящим куском мусора?! Ты притворяешься моим другом, но на самом деле хочешь занять мое место!
Она набросилась на него, замахиваясь сумочкой. Он уклонился, но споткнулся и беспомощно рухнул, со всего размаху ударившись затылком.
Кристал навалилась на него сверху, и ее жадные глотки из его горла были последним, что парень помнил, прежде чем отключиться.
Джош очнулся, лежа на диване тридцатых годов возле кабинета Айвена, в самом центре торгового зала. Монитор компьютера светился неестественно ярко, в его свете можно было увидеть комнату и коридор снаружи. Его рубашка прилипла к груди, а горло как будто онемело. Он потрогал шею. С одной стороны там был влажная, но безболезненная ранка.
– Кристал ест неряшливо, но не волнуйся, рана быстро заживет.
Одетт, сидевшая на стуле около дивана, держала в руках миниатюрный мотоцикл.
– Я думаю, ты принес это мне? Спасибо, Джош. Он великолепен.
Он сел. Во рту был металлический привкус, но ничего не болело.
– Где Кристал?
– Она сбежала, – ответила Одетт. – Кристал знает, что у нее будут серьезные проблемы из-за того, что она убила тебя. Помнишь, что я говорила о подростковой импульсивности? Теперь ты понимаешь, о чем я. Она не протянет долго, с появлением здесь Достойных и потерей моей защиты. Это очень плохо, но, честно говоря, оно и к лучшему. Я устала от ее истерик.
Джош почувствовал, как страх медленно тянет к нему холодные щупальца:
– Убила меня?
– Фактически – да, но я подоспела вовремя, чтобы предотвратить процесс. Привкус во рту – моя кровь. Это необходимая мера, которая также утолит первую жажду в твоем новом состоянии. Ты же не хочешь, чтобы твоя новая жизнь в качестве не-мертвого началась с какой-нибудь сумасшедшей глупости из-за голода?
