Эми никогда не верила тому, что другие вампиры говорили о розах. Это казалось сказкой. Цветы были слишком прекрасны, чтобы пленить нежить.
Но факт оставался фактом: она в ловушке. Заперта в солярии.
Из своей клетки Эми слушала, как Джина и другие девочки притворяются, что плавают в море и греются на солнце. Они плескались и бегали по лагуне в бикини. А Эми всю вечеринку пролежала в похожем на гроб солярии, в соседней комнате, не в силах закричать, двинуться и позвать на помощь, прислушиваясь к веселью, которое пропустила.
Это была смерть, но она оставалась в сознании.
Джина пыталась веселиться, как могла. Но, если честно, была зла на Эми, что та не явилась на ее день рожденья. Она поклялась никогда не говорить с ней вновь.
Прошли часы, прежде чем комната опустела. Букет роз забрали, поэтому у Эми хватило сил поднять крышку и восстать из временной могилы.
Прежде она никогда не думала, что ей, вампиру, можно причинить вред. Что, несмотря на бессмертие, она уязвима. Что по сути она – чудовище, и ее нужно остановить. Это было похоже на внезапное пробуждение. Теперь Эми знала, лучше быть мертвой, чем притворяться живой в вампирском аду.
После инцидента в солярии она неделю не ходила в школу – боялась, что общение с людьми поставит ее жизнь под угрозу. Время, проведенное во тьме, повредило ей.
Однажды вечером она увидела Джину в кофейне. Подруга ела суп.
Эми скучала по ней. Они так и не созвонились: Эми – чтобы извиниться, Джина – чтобы спросить, где та была. Не то, чтобы Эми не могла сказать правду, но ее терзала обида. Она забыла, насколько может быть больно.
Эми постучала по витрине и помахала подруге. Джина подняла глаза и поманила ее. Так Эми впервые в жизни оказалась в кофейне. В конце концов, ее ведь впустили. Это было крутое местечко, повсюду висели рождественские гирлянды. В зале, заставленном креслами и диванами, тусовались модники с разноцветными волосами, татуировками и пирсингом, с видом знатоков потягивая эспрессо и зеленый чай.
Эми устроилась напротив Джины. Та молчала, вертя в пальцах большую ложку. В черном платье она казалась худой как скелет, особенно среди огромных, горчичного цвета подушек, сваленных в кресле.
– Я правда хотела прийти, – сказала Эми.
– Я думала, мы – друзья, – сказала Джина.
Эми замерла. Вспомнила прошлое. Вечеринки в Рю Плейленд
[40], прогулки по Кони-Айленду. Вспомнила девичники. Вспомнила, как они с девчонками делали друг другу прически и макияж и вновь и вновь ставили одни и те же пластинки. Вспомнила бесконечное чтение модных журналов, походы в кино, флирт с парнями на баскетбольной площадке. Свою подругу Стефани, и то, как не могла дождаться рассвета, чтобы рассказать ей какую-нибудь тайну. Вспомнила, как писала ей каждый день во время летних каникул, как они брались за руки, задувая шестнадцать свечей – на дне рождении каждой.
Эми поняла: такой будет Джина. Подруга-человек.
– Мы – друзья, – сказала она. – Лучшие.
– Да ладно, – ответила Джина. – Лучшая подруга пришла бы на мой праздник.
– Я правда пыталась, – сказала Эми.
Как объяснить, что она была там, прислушивалась к их веселью, обезумев от ужаса, запечатанная в солярии букетом роз?
Эми молчала. Просто смотрела на Джину.
– У меня мало времени, чтобы тратить его на неудачников, – заявила Джина.
– Знаю, – ответила Эми.
Настал момент истины. Они смотрели друг другу в глаза, в души. На секунду им показалось, что их самые темные тайны так и останутся невысказанными, но этот миг прошел.
– Я умираю, – призналась Джина.
– Я мертва, – призналась Эми.
Обеим стало легче, когда самое страшное вышло наружу.
С тех пор они никогда не лгали друг другу и ничего не скрывали.
– Укол – каждое утро, еще один – вечером. Первый – выводить токсины, второй – активизировать красные кровяные тельца.
– Маленькие вкуснее всего: дети, младенцы. Я пытаюсь убивать тех, кто уже пожил, но не всегда могу противостоять очарованию юности.
– Я целовалась с парнем, но никогда не трогала его там.
– В школе меня прозвали королевой минета. Я была настоящей шлюхой.
– Мне больше жаль моих родителей, чем себя.
– Мне тоже. Они решили, я убежала из дома. Состарились, веря, что я их ненавижу.
– Знаешь, чего я хочу? – спросила Джина.
– Чего?
– Забудь. Это глупость.
– Не думаю. Скажи мне, – потребовала Эми.
– Жить.
– Правда, забавно, что я больше всего на свете хочу умереть?
Они не смеялись.
Забавно не было.
В середине их последнего года в вечерней школе, стало ясно, что Джина угасает. Она сделалась еще тоньше, чем прежде. Ее кожа просвечивала. Она пропустила много занятий, и учительница объяснила Эми, что Джина не сможет закончить семестр. Эми так и не сказала ей об этом – просто приносила задания на дом, как ни в чем не бывало. Словно Джина еще могла под ее руководством догнать класс, приложив немного усилий. Эми учила бы Джину всему, что знала сама, но та не могла сконцентрироваться и отключалась после пятнадцати минут разговора.
Иногда, проснувшись, она смотрела на Эми, будто хотела ее о чем-то спросить, но не знала как. Джина шевелила губами, почти выговаривая слова, но останавливалась, морщила нос и улыбалась, будто они были чушью.
Эми не могла видеть, как ее подруга страдает.
– Я могу подарить тебе новую жизнь, если хочешь, – медленно сказала она.
– Вечную?
– Да, – подтвердила Эми. – В ней не будет боли. Ты выздоровеешь, станешь другой.
– Ты исполнишь мое заветное желание?
– Конечно, – ответила Эми. – Мы ведь подруги. Только попроси себя обратить, иначе я не смогу.
– Это больно?
Эми пыталась вспомнить: судороги, окоченение. Все органы отказали, а потом заработали вновь. Казалось, с нее содрали кожу, сожгли заживо, а после агонии, онемевшую от боли, оставили на теплом, чудесном облаке, которое медленно превращалось в лед.
– Немного, – солгала она. – Но потом ты придешь в норму.
– Мы можем быть вампирками вместе, – сказала Джина.
– Лучшие друзья навек, – сказала Эми.
Она уперлась локтями в колени, опустила голову: могла бы – расплакалась. Если есть хотя бы один шанс избавить Джину от этой кошмарной полужизни, если она и правда хочет этого, Эми поможет своей единственной подруге без колебаний.
