– Пристегнись, – сказала она.
– Куда едем? – спросил Люк, трогая локон ее волос.
– В церковь на Геббл-стрит.
– Убогий райончик.
– Это наша семейная церковь, – строго парировала Дарин.
– Может, поедем лучше на озеро, и ты сама проверишь мою мужественность? – предложил Люк, посмеиваясь.
– Ты что, накурился?
– Да не, – ответил он. – Просто устал. Твой звонок меня разбудил.
Дарин вздохнула и до самой церкви не произнесла ни слова.
– Мне с тобой нельзя, – сказала она, открывая дверцу.
Люк выбрался из машины. Дарин обняла его за талию, и ему пришлось облокотиться на капот.
– Я понимаю, что все это выглядит глупо, – сказала она, – но для меня это важно.
Она посмотрела ему в глаза и улыбнулась, после чего уткнулась лицом ему в грудь.
– Не волнуйся, – ответил Люк, – я посижу с Грейси, как мой папаша на банкетах.
– Хватит дурачиться, – ответила Дарин.
– Положись на меня.
Не прошло и минуты, как она уже закрыла за ним церковные двери. Оказавшись в мрачном алькове, Люк почувствовал сильный запах ладана и старого дерева. Он вздрогнул. Сквозь проем осмотрел темные ряды скамеек и увидел алтарь из белого мрамора, окруженный статуями, перед которым стоял освещенный свечами гроб с телом Грейси. Набрав в грудь воздуха, Люк шагнул к свету.
Между первым рядом скамеек и алтарем сидел дядя Сфортунадо, рядом с которым стоял пустой складной стул.
– Здравствуйте, – чересчур громко сказал Люк, и по церкви разнеслось эхо.
Старик повернулся к нему, пристально глядя сквозь толстые стекла очков. На нем был серый кардиган, в нескольких местах прожженный сигаретами. Его волосы были растрепаны, белая как снег борода небрита как минимум неделю.
– Гадуче, – произнес он, поднимая дрожащую руку, и звучно пукнул.
– Рад вас снова видеть, – сказал Люк.
– Вот, значит, кого мне подсунули? – скривившись, крикнул Сфортунадо во тьму. – Из-за кошки у совы кровь идет…
– Отец Дарин попросил меня прийти.
– Ну да, ну да, – старик отмахнулся от него дрожащей рукой.
– Примите мои соболезнования, – сказал Люк.
Сфортунадо усмехнулся и указал на алтарь.
– Ей свои соболезнования выскажи.
Люк поднялся и осторожно подошел к гробу. Его глазам предстала Грейси, сделанная будто из опавшего теста. На ней было белое платье – взрослая версия платья для детских утренников. На губах виднелась привычная зеленая помада, а шлем светлых волос слегка покосился. За край гроба схватилась чья-то рука – сперва Люк испугался, но затем понял, что это дядя Сфортунадо.
– Дерьмово выглядит, – произнес старик. – А ты как думаешь?
Люк растерянно почесал затылок и, наконец, ответил:
– Ну… она же мертва.
Пожав плечами, Сфортунадо кивнул:
– Что верно, то верно.
– Что с ней случилось?
– Кое-что очень плохое.
Люк уселся обратно на стул. Сфортунадо пробормотал что-то, обращаясь к Грейси, после чего заявил:
– Она пахнет цветами.
Запрокинув голову, он расхохотался. Эхо загремело так, что Люку захотелось убежать. Старик проковылял к своему стулу и спустя каких-то пять минут уснул.
Люк поразглядывал скульптуры на алтаре – застывшие в мучительных позах вытянутые мраморные фигуры, полукругом выстроившиеся перед огромным золотым солнцем. Достав телефон, он отправил Дарин сообщение: «ккую релгю вы испвдте?». Дядя Сфортунадо похрапывал, сложа руки на впалой груди, и постепенно сползал со стула. Вскоре пришел ответ от Дарин: «Никаких смс. Увдмся на рссвте».
Свечи горели; время, казалось, застыло, и Люк прислушивался к доносившимся отовсюду тихим скрипам. Где-то во тьме шуршала мышь или какой-то другой мелкий грызун. Где-то капала вода. Сперва Люку было жутко, но совсем скоро стало скучно. Он подумал, что здесь не помешал бы телевизор. Потом подумал о Дарин. Они встречались с прошлой осени – с первого курса. Семейные традиции Дарин – к какой бы культуре они ни относились – требовали от молодых людей соблюдения старомодных формальностей. Им не запрещалось ходить вместе на вечеринки, в кино и на концерты, но Дарин настаивала, чтобы Люк непременно познакомился со всей ее семьей и ходил на все их семейные праздники и дни рождения.
Его друзья, как парни, так и девушки, звали его подкаблучником, но Люку было плевать. Ради черных, кажущихся живыми локонов Дарин, ее мягкой смуглой кожи, зеленых глаз и искреннего смеха он готов был терпеть любые насмешки. Дарин была девушкой решительной и всегда знала, чего хочет, а он не слишком хорошо учился, да и внешность у него была заурядная. Ему интересно было гадать, что же она в нем нашла.
Люк снова предался воспоминаниям о том вечере у озера. Чуть погодя он проверил телефон. Ему казалось, что прошло по меньшей мере пара часов, но выяснилось, что Сфортунадо уснул всего полчаса назад. Решив последовать примеру старика, Люк сунул телефон в карман, сложил руки на груди и закрыл глаза.
Когда он задремал, аромат ладана уступил место какому-то зловонному запаху, который, как сперва показалось, исходил от дяди Сфортунадо. «Грейси не бальзамировали», – подумал он напоследок, прежде чем уснуть. Ему снилось, как он среди ночи голым сдает какие-то дурацкие экзамены.
«Грейси не бальзамировали», – подумал он первым делом, просыпаясь от внезапного прикосновения к плечу. В церкви было холодно, и запах смерти теперь был стойким, как запах духов в парфюмерном магазине. Обернувшись, он едва не подскочил от неожиданности, увидев в трясущейся руке старика револьвер. Люк готов был броситься бежать, но Сфортунадо вытаращил глаза и поднес палец к губам, после чего махнул револьвером в сторону алтаря.
– Белка разрывает мне сердце, – прошептал он.
Люк снова дернулся, но старик схватил его за руку.
– Фаштулина, – произнес он, тыча револьвером себе в грудь. Отпустив Люка, он обратил взгляд к алтарю.
– Ладно, – ничего не понимая, сказал Люк, нерешительно усаживаясь обратно на стул.
– Это у нее в крови, – прошептал Сфортунадо.
– Что у кого в крови? – переспросил Люк.
– У Грейси, – ответил старик. – Каждые пятьдесят лет или около того в семье Кабадула рождается человек с гричино в крови. Пока они не умрут, определить это невозможно. Но насчет нее, – Сфортунадо указал на гроб, – у меня всегда было предчувствие.
– Гричино? – недоумевал Люк.
В то же мгновение Сфортунадо постучал пожелтевшим ногтем среднего пальца левой руки по стеклам очков, а затем поцеловал палец.
