Отец уехал сразу после урагана. До этого он работал на нефтевышках. Мог сесть в вертолет и исчезнуть на несколько недель, а потом на банковском счету вдруг появлялись деньги. Потом отец приезжал на неделю, и они хорошо проводили время вместе. Бывало, он ссорился с мамой, но каждый раз уезжал обратно на море до того, как их отношения успевали испортиться окончательно.
После урагана же работы у него не осталось. Вышки оказались в опасности, и нефтяная промышленность на побережье Залива застопорилась. Папа застрял дома. Работы, которая могла положить конец ругани, внезапно не стало. Довольно скоро он переехал в Калифорнию, сказав детям, что заберет их к себе, когда найдет работу. Через неделю мама рассказала им правду.
Джошуа до сих пор помнил ночь, когда бушевала буря. Они все вчетвером отсиживались в доме. Шум стоял такой, будто сам ад разверзся прямо у них за окном. Но внутри они чувствовали себя в безопасности. Даже когда верхний этаж сорвало, и весь металл, дерево и пластик словно закричали, явив им черное беспокойное небо, Джошуа все равно не ощутил настоящей опасности. Ничем не примечательное небо, которое он знал всю жизнь, вдруг превратилось в нечто живое и живущее в трех измерениях.
Он словно смотрел, как мир разрывается на части, обнажая свое сокрытое сердце.
Отец сидел рядом с ним. Они наблюдали за происходящим с изумлением, ухмыляясь, как парочка блаженных психов.
Джошуа услышал, как кто-то тихо постучал в дверь.
– Я иду в магазин, – сообщила мама. – Куплю тебе что-нибудь, чтобы сбить жар. На ужин что хочешь?
– Я не хочу есть.
Он дождался, пока ее машина покинет подъездную дорожку, и только тогда спустил ноги с кровати и попытался встать. Но получалось у него неважно, да и то держась одной рукой за стену. И при этом его тяготила невероятная усталость. Все тело прошибал озноб, и он не чувствовал своих пальцев. Это должно было случиться нынешней ночью. Но данная неизбежность не вызывала у Джошуа ни возбуждения, ни радости, ни страха. Его тело слишком оцепенело, чтобы что-либо чувствовать. Он просто хотел, чтобы все закончилось и этот неприятный период остался позади.
Мальчик кое-как выбрался из своей комнаты и прошел по коридору. Нужно было покормить вампира, и он хотел спуститься к нему прежде, чем вернется мама.
Проходя мимо двери брата, он вдруг остановился. Из-за нее доносился шепот.
Джошуа открыл дверь и увидел, что брат лежал на полу, наполовину скрытый под кроватью. В углах комнаты уже собрались вечерние тени. В тусклом освещении лицо Майкла походило на маленькую луну, ухо было прижато к дереву пола, а губы еле слышно двигались.
– Майкл?
Тело брата дернулось от неожиданности, и он быстро сел, виновато посмотрев на Джошуа. Тот включил свет.
– Что это ты делаешь? – Внутри него стремительно рос какой-то холод.
Майкл пожал плечами.
– Скажи мне!
– Разговариваю с папой.
– Не может быть.
– Он живет под домом. Он хочет, чтобы мы его впустили обратно. Я боялся, что мама может на меня разозлиться.
– Ох, Майки. – Голос Джошуа дрогнул. – Это не папа. Совсем не папа!
Не помня себя, он двинулся дальше по коридору, теперь уже быстро, подгоняемый новой энергией. В своем теле он чувствовал себя посторонним – со сдержанным любопытством наблюдал, как роется в кухонном шкафчике в поисках молотка-гвоздодера, который держала там мама. С боязливым предвкушением толкнув входную дверь, в угасающем свете спустился по ступенькам крыльца, даже не задержавшись, чтобы собрать свою силу, прежде чем подцепить молотком ближайшую к себе решетку и сорвать здоровый ее кусок.
– Мы ведь договаривались! – вскричал он, принимаясь за следующий кусок решетки. – Сукин ты сын! Мы ведь договаривались! – Он орудовал быстро, разбивая деревянные решетки на куски, а алюминиевые просто отрывая. – Ты мне наврал! Наврал! – Гвозди скрипели, когда он их выдирал. Солнце висело слишком низко, чтобы проникать под дом, но на следующий день вампиру было бы здесь не укрыться.
Он заметил вампира всего раз – тот сидел молча и следил за его работой.
Солнце скользило по небу, проливая свет на землю и рассеивая его по морской глади. С востока, рассыпая звезды, подступала тьма.
Джошуа поспешил вернуться в дом, где бросил молоток на пол и упал на диван, совершенно изнуренный. Где-то на грани его сознания витало чувство глубокой утраты. Он отверг что-то, какую-то огромную возможность. И теперь знал, что вскоре последует боль.
Через некоторое время вернулась мать, и Джошуа принял кое-какие лекарства, которые она купила, хоть и не ожидал, что они хоть сколько-нибудь помогут. Затем предпринял ненавязчивую попытку поесть немного пиццы, также принесенной ею, но у него не было аппетита. Мать села рядом на диван и убрала ему волосы со лба. Они стали смотреть телевизор, и Джошуа несколько раз то проваливался в сон, то выныривал обратно. В какой-то момент он посмотрел в окно. Там луна прочерчивала по небу сверкающую дугу, а сверху вращались созвездия и планеты. Джошуа ощутил такую тоску, что она едва не вытянула его из собственного тела.
Теперь он видел на миллиарды миль вперед.
Джошуа почувствовал, как мама подняла его с дивана и повела в его комнату. Проходя мимо комнаты Майкла, он заглянул в нее и увидел, что брат крепко спит.
– Ты же знаешь, что я люблю тебя, Джош, – сказала ему мама, дойдя до его двери.
Он кивнул:
– Знаю, мам. Я тебя тоже люблю.
Его тело горело в агонии. Он не сомневался, что скоро умрет, но был слишком изможден, чтобы об этом беспокоиться.
Джошуа разбудил крик. Быстрые тяжелые шаги по лестнице, затем падение.
И тишина.
Он попытался подняться. Почувствовал, что теряет контроль над своим телом. С трудом разомкнул веки. Увидел брата, стоящего в дверях, по его лицу стекали слезы.
– О нет, Джош, нет, нет.
Джошуа лишился чувств.
На следующее утро он снова смог пошевелиться. Ночью жар периодически спадал, но сейчас Джошуа осознал, что простыни пропитаны потом.
Мать лежала на кухонном столе. На полу валялись тарелки и столовое серебро, словно здесь происходила некая борьба. Голова матери свисала с края стола, а сама она была грубо обескровлена. Лишь на полу под ней виднелось красное пятно. Глаза ее остекленели.
Майкл был подвешен за ноги в гостиной, привязанный ремнем к вентилятору, наполовину выпавшему из своего крепления. Брат также был обескровлен. На нем была надета пижама. На полу в нескольких футах валялась открытка, которую он сделал для отца в честь его возвращения.
Лист фанеры, накрывавший лестничную клетку, теперь был вырван. Вампир стоял наверху лестницы и смотрел в темно-синее небо зарождающегося дня. Джошуа остановился на нижней площадке и уставился на него. Обожженную кожу вампира покрывал прозрачный слой гноя и лимфатической жидкости – раны начинали заживать. Глазницы теперь заполняла белая масса, похожая на паучьи яйца. На ободранной голове торчали пучки черных волос.
