– Итак, – сказала она и посмотрела мне в лицо. Ее собственное лицо было холодным, как мрамор, да и вся она как будто была высечена из камня – эта женщина, которая, когда мне было три года, дрожала и, прижимая меня к себе, шептала, что все будет хорошо.
– Да, Юнона, – сказала я.
– У тебя есть все, что тебе нужно? – равнодушно поинтересовалась она, как будто была вынуждена проявлять вежливость к гостю, который, наконец, уезжает.
– Да спасибо. Кусу помог мне собрать вещи.
– Ты знаешь, что достаточно позвонить домой, и тебе пришлют все необходимое? Разумеется, – небрежно добавила она, – там ты ни в чем не будешь испытывать недостатка.
Я не ответила. Что я могла сказать? Я здесь испытывала недостаток во многих вещах и никогда их не получала. «По крайней мере, от тебя, мама».
– Желаю тебе всего наилучшего, – холодно произнесла она, – в твоем новом доме. Надеюсь, тебе там все понравится. Брак – важная вещь, как ты понимаешь, и они будут хорошо относиться к тебе.
– Да.
– Тогда попрощаемся. По крайней мере, на время.
– Да.
– До свидания, Дайша. – Она почти пропела звук «ай»; и в моем голове прозвучали глупые слова, которые с ним рифмуются – дай, чай, май.
Я сказала:
– До свидания, Юнона. Желаю тебе помириться с Тифой. И приятной тебе жизни.
Затем я повернулась к ней спиной, прошла через всю террасу и села в машину. Со всеми остальными я попрощалась еще раньше.
Они осыпали меня добрыми пожеланиями, рыдали, пытались подбодрить меня, говоря, что видели портреты моего будущего мужа, говорили, как он красив и талантлив, и что я должна поскорее написать им по электронной почте или позвонить по телефону… не терять связь с ними… вернуться в следующем году… или даже раньше. Возможно, они забудут меня через пару дней или ночей.
Мне они уже казались далекими-далекими.
Когда мы отъехали, над поместьем уже повис светло-желтый лимузин полной луны. В ее чистых, бледных лучах я – пока мы ехали до внешних ворот – могла в течение часа наблюдать всю ночную жизнь поместья, в полях, в садах и огородах, загонах для скота и конюшнях, гаражах и мастерских: скачущую легким галопом черную лошадь, фонари и снопы красных искр. Люди выходили посмотреть на нас, махали нам, с любопытством, завистью, жалостью или презрением глядя, как девушка уезжает, чтобы вступить в брачный союз.
Вдали под лучами луны сияли голубым светом низкие горы. Озеро на дальнем краю поросшей травой равнины было похоже на гигантский виниловый диск, упавший с неба, старую пластинку, которую крутила луна, и крутила она ее сегодня ночью на «вертушке» Земли. Это были последние картины родного дома. Но и они вскоре остались позади.
Путешествие заняло всего четыре дня.
Иногда мы проезжали небольшие городки с побеленными известью домами или же большие города, чьи высокие пальцы из бетона и стекла царапали облака. Иногда мы катили по широким автострадам с их мощным транспортным потоком. Иногда это была открытая сельская местность, горы, приближающиеся или отдаляющиеся, сияющие твердой глазурью льда. Днем мы делали остановки в отелях, чтобы Касперон мог отдохнуть, а в шесть или семь вечера ехали дальше. Ночью я спала в машине. Или сидела, глядя в окно.
Разумеется, мне было тяжело на душе. Я была полна обиды и горечи, и глухой, безнадежной ярости.
«Я освобожусь от всего этого», – бесконечно твердила я себе с середины лета, когда мне в первый раз сообщили, что для укрепления дружеских связей с семейством Дювалей я должна выйти замуж за их нового наследника. Естественно, этот брачный союз заключался не только и не столько ради дружбы двух кланов. Я несла в себе солнцерожденные гены. А у наследника Дювалей, похоже, их не было.
Моя невосприимчивость к свету была необходима для того, чтобы обеспечить сильное потомство. Плохая шутка, по крайней мере, в нашем племени – им требовалась моя кровь. Я была источником крови. Я, Дайша Северин, юная девушка семнадцати лет, которой не страшно длительное пребывание на солнечном свете. Я представляла собой невероятную ценность. Все говорили, что меня там встретят с распростертыми объятиями. «Ведь ты такая красивая, – говорили они, – у тебя черные волосы и темные глаза, и кожа оттенка корицы». Наследник – Зеэв
[58] Дюваль – был очарован моими фото, которые он видел. И разве я сама не считала его красивым, классным. Как сказала Мюзетта: «Он такой классный, жаль, что это не я. Тебе крупно повезло, Дайша».
Зеэв был белокур, почти как снежная метель, хотя его брови и ресницы были темными. Его глаза походили на светлый, блестящий металл. Его кожа также была бледной, хотя и не такой бесцветной, как у некоторых из нас. По крайней мере, мне так показалось, когда я увидела его в хоум-видео, которое мне прислали. Моя светлокожая мать могла переносить свет, хотя и в гораздо меньшей степени, чем мой покойный отец.
Таким образом, я унаследовала всю его силу и многое другое. Но у Зеэва Дюваля ничего этого не было, или, по крайней мере, так казалось. В моих глазах он был тем, кем был: человеком, чья жизнь протекает исключительно ночью. Судя по его внешности, ему можно было дать лет девятнадцать-двадцать, да и на самом деле он был не намного старше. Как и я, новая молодая жизнь. Так много общего.
И в то же время так мало.
К этому моменту, слова «я освобожусь от всего этого», которые я так часто повторяла, стали моей мантрой, хотя и утратили всякий смысл.
Как, как мне вырваться на свободу? Убеги я прочь от этого брака, сейчас или когда-либо, я тотчас стану изгоем и преступницей среди себе подобных, тем более, не имея на это «уважительной» причины. Хотя я могу сойти за обычного человека, жить среди людей я вряд ли смогу. Да, я могу в небольших количествах употреблять их пищу, но мне нужна кровь. Без крови я умру.
Так что, убеги я от наших семей и их союза, сразу же стану не только изменницей и воровкой, но и убийцей, чудовищем, убивающим людей, в существование которого они не верят или, наоборот, верят. Стоит им обнаружить меня среди себе подобных, как это означает лишь одно – мою смерть.
Тот, другой дом, мой бывший дом в поместье в Северине, был длинным и довольно низким, двухэтажным, но с высокими потолками на первом этаже. Его первые постройки, сады и ферма появились в начале девятнадцатого века.
Их особняк – замок, называйте его, как угодно, – был огромен. Дювали обожали смотреть на всех свысока.
Увенчанный крытыми черепицей башнями, он словно скала высился над окрестностями в окружении многочисленных дворов и садов за высокими оградами. Вокруг него стеной стоял сосновый лес с вкраплениями деревьев других пород, в том числе, кленов, уже пылавших багряной листвой в красках позднего летнего заката. Я не заметила никаких обычных в таких случаях хозяйственных построек, домов прислуги или амбаров.
