Все это время княгиня Ольга неотрывно смотрела на сына. Наконец она негромко произнесла:
– А ты где будешь?
– Я немедля возвращаюсь на Дунай. Там сердце отныне будет земель моих, там сходятся все пути торговые, там любо нам с женою моей Предславой быти, там… грядет вскоре война великая. Хочу отомстить я крепко гордым грекам за поражения отца моего Игоря да за клятвоотступления и ложь императора Никифора Фоки. А посему слушайте мой приказ, князья и бояре! Немедля начать собирать новых ратных по человеку с десяти дымов, оборужить их и до снегов отправить на Дунай в Переяславец. Обучать строю ратному сам их на месте буду.
Повисла долгая тяжелая пауза. Никто не решался перечить или просить чего-либо. Словно стон раненого животного, прозвучали тихие слова Ольги:
– Погодил бы ты немного, сынок… Немощна я, отойду днями. Похорони, а уж потом верши дела свои земные далее. Это последняя к тебе просьба моя…
Теперь и великий князь умолк надолго. Кто знает, что всплыло в памяти его: любящая мать и безмятежное детство или суровая великая княгиня с ее безмерной жаждой земной власти. Кто ведает?..
Святослав медленно встал, подошел к матери, нагнулся и поцеловал пожилую женщину в лоб.
– Да будет так! Довольно о делах на сегодня. Теперь зову всех на двор, там уже столы накрыты в честь победы нашей над степняками. Добрыня, бочки с медами для простого люда на улицы выкачены?
– Выкачены и открыты, княже.
– Так махни скоморохам, пускай в свои дудки да бубны грянут! Гуляем, великий Киев!!
Глава 38
Великая княгиня Ольга (крещеная Елена) умерла 11 июля 969 года. Исполняя волю матери, князь Святослав не стал сжигать ее тело, править тризну и исполнять иные языческие обычаи при проводах усопшего. Служанки омыли госпожу, обрядили ее в чистые одежды, священник Григорий тихо отпел ее. Жажда власти, страсти, преполнявшие умную и красивую женщину, радости свершенного и горести от несбывшихся чаяний – все это упокоилось возле небольшой деревянной христианской церкви, возведенной обращенными в новую веру киевлянами еще при жизни княгини. И будет она лежать на одном из холмов стольного русского града, пока не повелит внук Ольги Владимир перенести нетленные мощи первой христианки из рода Рюриковичей в заложенную им Десятинную церковь, дабы перезахоронить святую Елену вновь с соблюдением всех канонов уже введенной самим великим князем на русских землях веры…
А что же Святослав? До тех пор терпимо относившийся к соседству христиан рядом с собой, он впервые проявил признаки зародившегося гнева. После похорон матери прошло уже более месяца, а пополнение от полянских родов так и не поступило. Князья их, в большинстве своем сменившие идолов на крест в угоду Ольге, привыкшие стоять у кормила киевской власти, тайно противились вторгшимся в их уклад жизни военным планам великого князя. Кто-то уводил свои небольшие дружины подальше от Киева, иные ссылались на покос и жатву, требовавшие как можно больше мужских рук и невозможность сбора смердов под знамена новых ратей. Алдан, Блуд, Стахий встали во главе заговора, всеми силами пытаясь втянуть в него как брата великого князя по отцовской линии Улеба, так и поставленного на Киев Ярополка Святославовича. Оба уже были окрещены священником Григорием, оба в свое время были безропотно покорны великой княгине. Но если Улеб сразу отказался от тайной борьбы с братом, то Ярополк, юноша по природе мягкий и тихий, все больше и больше прислушивался к увещеваниям своего воеводы Блуда:
– Людей надо сохранять, княже! В ратных верных твоя сила!! Отцом все больше бесы водят, погубит он деяния матери своей ради капризов жонки! Затаись с нами, пусть скорее отъезжает на Дунай клятый! Там греки его быстро окоротят, не Руси с Византией тягаться. А если еще и голову свою вдалеке сложит, так великим князем ты станешь, княже!! Мы же верными столпами твоими будем, видит Бог!!
И Ярополк впитывал эти слова, словно сухой трут воду…
Наконец в беседе с Улебом Святослав не выдержал:
– Объясни мне, брат, почему император-христианин Никифор клятву свою союзную мне легко смог нарушить? Почему древляне и словены волю мою выполнили, мужиков прислали, а вы, христиане, вместо сотен и десятков не набрали? Выходит, ваш Христос хитрее и лживее Перуна?
– Я уже сказал тебе, брат, что и сам с тобой на Дунай иду, и дружину свою веду, – устало ответил Улеб. Совесть давно подтачивала молодого парня, двойственность его положения, необходимость скрывать правду от великого князя ради сохранения братьев по вере постоянно точили, и днем и ночью. – В верности своей клянусь. С остальных спрашивай сам…
– И спрошу! – прорычал Святослав. – Завтра же спрошу! От Волка гонец примчал. Болгары взбунтовались, его с дружиной и семьей моей в Переяславце, Сфенкеля в Доростоле осадили. Угры не подошли, Куря еще в степи! Там братья наши гибнут, а вы здесь…
На следующий день весь Киев вздрогнул от гнева великого князя…
Тяжелые удары со стороны Угорской горы, раздавшиеся в полуденный час, напугали многих горожан. Сотни людей выбежали из домов. Многие устремились по улицам… чтобы застыть вскоре плотной толпой в страхе и молчании. Полтора десятка ратных, обнаженных до пояса, раскачивали подвешенное на кожаных ремнях тяжелое дубовое бревно и, словно тараном, били им в бревенчатую стену Никольской церкви. По преданию, на этом месте был захоронен основатель Киева князь Аскольд, ходивший в свое время на Византий и принявший веру греков. Невысокое строение жалобно вздрагивало под многопудовыми ударами. Бревна выпадали из пазов, рухнул крест, не выдержала и скатилась луковка купола. Наконец, рухнуло все, жалобным скрипом, словно плачем, наполнив округу. Никто не возмутился вслух, ибо сам великий князь наблюдал за непонятным действом из седла лошади. Лик его был мрачен. По мановению руки одни воины принялись сбрасывать остатки бывшего храма под гору, другие подтащили волоком явно заготовленного заранее громадного деревянного идола, выкопали яму, разбрасывая плиты фундамента, и вознесли Перуна ввысь. Грубо вырубленное секирой лицо грозно глянуло на киевлян.
– Смотрите все!! – громко крикнул Святослав. – Это бог наших предков! Теперь ОН будет стоять здесь. И, клянусь Перуном, через неделю я начну поить его кровью тех, кто не станет почитать волю богов и великого князя! Алдан, Блуд, Стахий, слышите меня?!!
Лишь ветер тихо шумел высокой травой и ветвями деревьев в ответ. Страх сковал уста людей, и открылись они позже лишь для того, чтобы разнести по всему стольному граду волю Святослава. Вымерли улицы, опустел Подол, многие купеческие суда поспешили отчалить от пристаней. ВЕЛИКИЙ КНЯЗЬ ВЕЛЬМИ ГНЕВЕН!!!
Нужно ли говорить, что уже к концу седьмицы войско русичей многократно пополнилось. Конные сотни направились к югу правобережьем, пешцы сели в ладьи и под командой Икмора начали долгий путь к берегам неведомого Дуная.
Глава 39
Тем временем на захваченных славянами территориях Болгарии действительно произошли заметные изменения. Византийский император Никифор Фока, осознав, что призванный им для похода устрашения Святослав на самом деле и не думает покидать восточные придунайские земли, а, по слухам от разведчиков-скриптиев, намеревается остаться в Переяславце и Доростоле всерьез и надолго, перешел к защитным действиям. Помимо подкупа печенегов, он через посредников предложил лежащему при смерти болгарскому царю Петру устроить династические браки между своими родственниками и дочерьми болгарина. Влиятельным людям Болгарии были предложены солидные суммы денег для подъема восстаний на захваченных руссами землях и возвращения их под контроль Византии. В результате этих действий князья Волк и Сфенкел вынуждены были собрать все свои силы в единый кулак и уходить в глухую осаду. Казалось, политика Константинополя вновь победила намерения презренных варваров. Еще немного, еще одно усилие, и толпы язычников уберутся прочь на берега Днепра и его притоков. Казалось… Но тут в устье Дуная вошли новые ладьи киевлян, а к Доростолу накатили конные Святослава!
