— Ты, главное, не забывай говорить ему почаще, какая я замечательная, — наставляла меня Карен. — И еще скажи, что в меня влюблены миллион парней.
— Э-э… ладно, — согласилась я.
— Я тушу брокколи, — сообщила Шарлотта, возвращая нас к бытовым проблемам. — Вы будете?
— А я собиралась потушить морковку, — сказала я. — Кто-нибудь еще хочет?
Мы немедленно заключили трехстороннее соглашение относительно равного потребления наших овощных блюд.
— Да, Люси, — как бы невзначай сказала Карен. Я напряглась. — Звонил Дэниел.
— О-о… да. Ну и что?
Я очень надеялась, что прозвучало это достаточно уклончиво и равнодушно.
— Он звонил мне, — торжествуя, сказала Карен.
— Отлично.
— Не тебе. Мне.
— Отлично, Карен, — засмеялась я. — Как я понимаю, вы теперь пара?
— Очень на это похоже, — самодовольно ухмыльнулась Карен.
— Рада за вас.
— Так что привыкни к этой мысли, Люси.
Мы поели тушеных овощей и посмотрели несколько сериалов и душераздирающий документальный фильм о естественном деторождении. Женщины с искаженными, потными лицами, стоны и крики…
— Кошмар, — проговорила Шарлотта, глядя на экран в состоянии глубокого шока. — Я никогда не буду рожать.
— И я тоже, — горячо подхватила я, внезапно осознав, как здорово не иметь бойфренда.
— Но ведь можно сделать внутривенное обезболивание, — сказала Карен. — И тогда ничего не почувствуешь.
— Иногда обезболивание не действует, — сообщила я ей.
— Да ты что? Откуда ты это знаешь? — заволновалась она.
— Да, Люси права, — подтвердила Шарлотта. — У моей невестки так было, и она говорит, что она была просто в агонии и что ее крики были слышны за три квартала от больницы.
Хорошая история, отлично рассказана, но я не знала, верить Шарлотте или нет, потому что она была родом из Йоркшира, где все, похоже, только и делают, что травят разные байки о невыносимой боли.
Эта кровожадная история не произвела большого впечатления и на Карен. Думаю, что в случае с Карен сработает все, включая внутривенное обезболивание: ничто не посмеет ей противиться.
Где-то к половине десятого краткое насыщение тушеными овощами выветрилось, и на нас набросился дикий голод.
Кто сдастся первой?
Напряжение росло, росло, росло, пока наконец Шарлотта не сказала небрежным тоном:
— Никто не хочет пойти прогуляться?
Мы с Карен попытались скрыть благодарные улыбки.
— Прогуляться куда? — осторожно спросила я.
Я не собиралась никуда идти, если это не было связано с принятием пищи, но Шарлотта оправдала мои ожидания.
— До закусочной, — ответила она, немного смущаясь.
— Шарлотта! — хором воскликнули мы с Карен в притворном негодовании. — Как не стыдно! А как же наше решение?
— Но я проголодалась, — жалобно сказала она.
— Съешь морковку, — посоветовала Карен.
— Лучше я умру от голода, чем буду есть морковь, — созналась Шарлотта.
И я отлично понимала ее. Я бы предпочла съесть кусок каминной полки, лишь бы не морковь.
— Что ж, — вздохнула я. — Раз ты так сильно проголодалась, то я схожу с тобой. — Я была очень довольна. Мне до смерти хотелось чего-нибудь жареного.
— Что ж, — вздохнула Карен, — чтобы вам не было так стыдно, то купите и мне порцию картошки.
— Нет-нет, если ты только из-за нас, то не надо, — любезно сказала Шарлотта. — То, что у нас с Люси нет силы воли, совсем не означает, что ты тоже должна нарушать диету.
— Ничего, — махнула рукой Карен.
— Да нет же, правда, — настаивала Шарлотта. — Тебе совсем не обязательно есть из-за нас.
— Заткнись и иди купи мне картошки! — рявкнула Карен.
— Большую порцию или маленькую?
— Большую! С соусом карри и с копченой колбасой!
Глава тридцать вторая
Во вторник вечером Гас должен был повести меня ужинать. Так он сказал в воскресенье вечером.
Но в воскресенье вечером мы оба были не очень трезвы, особенно Гас — уровень алкоголя в его крови был настолько велик, что десятиминутная прогулка от пиццерии до моего дома заняла у нас полчаса из-за его игривости и шаловливости. И у меня были все основания подозревать, что он мог перепутать час, день или место или вовсе забыть о нашей договоренности на вторник.
Я тогда же, в тот вечер, попыталась удостовериться, что он все запомнил правильно, однако факты говорили, что я не сильно в этом преуспела. Например, когда мы уже прощались, он вежливо пожал мне руку и сказал:
— До завтра, Люси.
— Да нет же, Гас, — мягко поправила я его. — Завтра мы не увидимся. Завтра — понедельник. А мы договорились на вторник.
— Нет, Люси, — в свою очередь сказал он, так же мягко. — Сегодня я приду домой и… приму определенные фармацевтические меры и когда проснусь, уже будет вторник. И поэтому, Люси Салливан, до завтра. По крайней мере, до моего завтра.
— А, понятно, — сказала я не очень уверенно. — А где ты меня встретишь?
— Я зайду за тобой на работу, Люси. Я уведу тебя из этих административных рудников, из ямы отдела кредитного контроля.
— Хорошо.
— Напомни мне еще раз, — попросил Гас, обнимая меня за плечи и притягивая меня к себе. — Ты работаешь на Кавендиш-Кресент, дом пятьдесят четыре, и заканчиваешь работу в пять тридцать? — Он мило улыбнулся мне, слегка покачиваясь.
— Нет, Гас, совсем не на Кавендиш-Кресент, а на Ньюкасл-сквер, и дом — номер шесть, — терпеливо объяснила я.
На самом деле я говорила ему адрес уже несколько раз и даже записала его на бумажке, но день был очень длинный, и Гас выпил ужасно много.
— Правда? — переспросил Гас. — Интересно, почему я решил, что это Кавендиш-Кресент? Не знаешь, что находится по этому адресу?
— Понятия не имею, Гас, — коротко ответила я. У меня не было желания пускаться в обсуждение того, что может находиться по адресу: Кавендиш-Кресент, дом пятьдесят четыре, если такой адрес вообще существовал. Я была слишком озабочена тем, чтобы удерживать разговор в нужном мне русле, а именно — вдолбить Гасу, где и когда мы встречаемся.
— Где тот листок, на котором я записала тебе мой адрес? — спросила я, отлично осознавая, что веду себя как мамаша или учительница начальных классов. Но раз нужно, значит, нужно.
— Не знаю, — ответил он, ощупывая карманы брюк и куртки. — Ой, Люси, кажется, я потерял его.
