Когда мы вышли из метро, нас обступили темнота и холод, а до дома моих родителей еще надо было идти пешком минут пятнадцать. Дэниел настоял на том, чтобы понести мою сумку.
— Ого, Люси, да что у тебя там лежит? Кирпичи, наверное.
— Бутылка виски.
— Для кого?
— Ну уж не для тебя, — глупо хихикнула я.
— Это я и сам знаю. От тебя я ничего хорошего не получаю, только брань и оскорбления.
— Это неправда! Я же подарила тебе отличный галстук на день рождения!
— Да, спасибо. По сравнению с прошлым годом этот подарок был куда приятнее.
— А что я дарила тебе в прошлом году?
— Носки.
— А, да…
— Ты всегда мне даришь «папины» подарки.
— Что это такое?
— Ну то, что обычно дарят отцам, — носки, платки, галстуки.
— Лично я не дарю папе таких вещей.
— А что ты ему даришь?
— В основном деньги. И иногда бутылку хорошего бренди.
— А-а.
— А тебе я собиралась подарить что-нибудь особенное. Например, книгу…
— Но у меня уже есть одна, да, я знаю, знаю, — перебил он меня на полуслове.
— Откуда ты знаешь эту шутку? — засмеялась я. — Разве я тебе уже рассказывала ее?
— И не раз, Люси.
— Ой, как неловко получилось. Извини.
— За что тебя извинить? За то, что ты в сотый раз повторяешь эту дурацкую шутку? Или за то, что, рассказывая ее, ты косвенно называешь меня некультурным обывателем?
— За то, что в сотый раз повторяю дурацкую шутку — эй, и вовсе она не дурацкая! Но я вовсе не извиняюсь за то, что не считаю тебя очень умным. Посмотри на женщин, с которыми ты встречаешься!
— Люси! — рявкнул Дэниел. Я испуганно взглянула на него — кажется, на это раз я действительно рассердила его. Но он рассмеялся и покачал головой. — Да, Люси Салливан, не понимаю, как я еще не убил тебя.
— Ты знаешь, мне это тоже непонятно, — задумчиво согласилась я. — По отношению к тебе я веду себя ужасно. Но я не имею в виду того, что говорю. И я вовсе не считаю тебя тупицей. Да, я и в самом деле нахожу, что женщин ты себе находишь отвратительных и обращаешься с ними плохо, но в остальном ты совсем даже ничего.
— Да, похвалила так похвалила, — ухмыльнулся Дэниел.
Некоторое время мы шагали молча мимо рядов однообразных домиков. Наконец Дэниел нарушил молчание.
— Так для кого оно?
— Для кого что?
— Виски.
— Для папы, конечно же.
— Он по-прежнему пьет?
— Дэниел! Не смей так говорить!
— Как говорить?
— Тебя послушать, так получается, что мой папа — алкоголик какой-то.
— Просто я помню, что Крис говорил, будто ваш отец бросил пить.
— Кто, папа? — переспросила я. — Бросил пить? Что за ерунда! Зачем это ему бросать пить?
— Не знаю, — Дэниел пожал плечами как можно равнодушнее. — Я повторяю только то, что сказал Крис. Должно быть, он что-то недопонял.
Мы снова замолчали.
— А что ты купила матери?
— Матери? — удивилась я. — Ничего.
— Это не очень-то красиво с твоей стороны.
— Это нормально. Я ей никогда ничего не дарю.
— Почему?
— Потому что она работает. У нее есть деньги. А папа не работает, и денег у него нет.
— То есть тебе даже в голову не приходит купить ей хотя бы какую-нибудь мелочь?
Я остановилась и, загородив Дэниелу дорогу, заставила его остановиться тоже.
— Слушай, ты, — сердито сказала я, — я дарю ей подарки на день рождения, на Рождество и на День матери, и этого для нее достаточно. Ты можешь дарить своей матери столько подарков, сколько тебе захочется. И хватит выставлять меня плохой дочерью!
— Я только хотел сказать… не важно. — Он выглядел таким удрученным, что я не могла долго на него сердиться.
— Ладно, — я прикоснулась к его руке. — Раз тебе так хочется, я куплю ей торт или что-нибудь еще.
— Не надо.
— Дэниел! Ну что ты дуешься?
— Я не дуюсь.
— Нет, ты дуешься. Ты сказал: «Не надо».
— Да, я так сказал, — засмеялся Дэниел. — Но не потому, что я дуюсь, а потому что я уже купил торт для твоей матери.
Я постаралась изобразить на лице отвращение:
— Дэниел Уотсон, ты настоящий подлиза!
— Вовсе нет. Это называется хорошие манеры. Твоя мать собирается угостить меня ужином, и с моей стороны было бы невежливо явиться с пустыми руками.
— Ты можешь называть это вежливостью, а я называю это подлизыванием.
— Хорошо, Люси, — сдался Дэниел. — Называй как хочешь.
Мы завернули за угол, и показался наш дом. Мое настроение разом упало. Я ненавидела этот дом. Я ненавидела приезжать сюда.
Внезапно я вспомнила кое-что и схватила Дэниела за рукав.
— Дэниел!
— Что?
— Только упомяни при матери Гаса — и ты мертвец.
— Я и не собирался, — обиженно произнес он.
— Отлично. Хоть в этом вопросе мы понимаем друг друга.
— То есть ты не думаешь, что она обрадуется, узнав о нем? — лукаво спросил Дэниел.
— Заткнись.
Глава тридцать шестая
Я заметила, что занавеска в гостиной заколыхалась. Мы даже не успели нажать кнопку звонка, а мама уже распахнула дверь.
На секундочку мне стало ее жалко. «Неужели ей больше нечего делать?» — подумала я.
— Здравствуйте, здравствуйте, — весело приветствовала она нас, прямо-таки лучась гостеприимством и дружелюбием. — Сегодня на улице так холодно! Как дела, Дэниел? Как мило с твоей стороны, что ты приехал навестить нас! Ты сильно замерз? — спросила она, беря руку Дэниела в свои ладони. — Да нет, вроде не очень. Снимайте же пальто и проходите в комнату. Я уже сделала вам по кружке…
— О, миссис Салливан, я и не знал, что вы занялись гончарным ремеслом! — Дэниел с улыбкой подмигнул моей матери.
— Какой шутник! — залилась она в ответ по-девичьи звонким смехом и убежала на кухню.
Я сунула два пальца в рот и изобразила, что меня тошнит.
— Прекрати, — тихо проговорил Дэниел.
— Что это ты вдруг стал таким сердитым? — удивилась я. — Со мной ты обычно бываешь полюбезнее.
— Потому что иногда ты ведешь себя как избалованный ребенок.
