— Как это возможно? - уставился я на Хундинга. - Над нами сотни этажей, а тут открытое небо. К тому же, сейчас середина зимы. Почему здесь так тепло и солнечно?
Бородач пожал плечами.
— Не знаю. Магия. Это ведь твоя загробная жизнь, мальчик. Ты заслужил парочку привилегий, правда?
В самом деле? Что-то я в этом сомневался.
Я медленно осмотрел комнату. Номер был в форме креста с четырьмя отсеками, расходившимися от центрального атриума. Каждое крыло по размеру было с мою прошлую квартиру: первое - служило в качестве прихожей, откуда мы вошли, второе - спальней со здоровенной кроватью. Несмотря на это, комната выглядела просторной и незагромождённой: бежевые покрывала и пушистые на вид подушки, такие же бежевые стены безо всяких рисунков, зеркал или каких-либо других аксессуаров. Тяжёлые коричневые шторы создавали видимость уюта и уединения.
В детстве мама всегда старалась не загромождать мою комнату. Лишние предметы и яркий свет мешали мне уснуть. Эта спальня идеально мне подходила, будто кто-то проник в мои мысли и воплотил их в реальность.
В третьем крыле слева располагалась ванная комната, облицованная черно-бежевым кафелем - мои любимые цвета. Здесь была сауна, джакузи, гардеробная, душ и туалет (эдакий чудной трон для доблестно погибшего воина).
Четвёртое крыло люкса было оборудовано под кухню и гостиную, где взгромоздились большой кожаный диван и плазма, с шестью различными игровыми приставками, спрятанными в медиа кабинет, а также книжная стенка, камин и два пустующих подле него кресла.
Чтение — это моя страсть. Я не прекращал читать даже после того, как бросил школу. Приходил в уютную общественную библиотеку и сидел над книгами разных жанров. Там я чувствовал себя в безопасности. Раньше я располагал обширной коллекцией книг, которой в последнее время мне жутко не хватало; кто бы мог подумать, что спустя годы я обрету её вновь.
Я хотел было ознакомиться с трудами, как вдруг заметил фотографию в серебряной рамке на каминной полочке.
По моему пищеводу словно шарик гелия пустили.
— Не может быть...
Рука непроизвольно потянулась к фотографии, на которой были запечатлены мы с мамой во время поездки на гору Вашингтон в Нью-Гэмпшире. Мне тогда было восемь. Это было одно из лучших путешествий в моей жизни. Снимок сделал смотритель парка, о чём мы его любезно попросили. Я улыбался до ушей (что впоследствии делал нечасто), демонстрируя свои недостающие передние зубы. Мама присела позади, заключив меня в свои объятия. Уголки её задорных зелёных глаз были испещрены мелкими морщинками, веснушки потемнели от солнца, а светлые волосы развевались на ветру.
— Это невозможно, - пробормотал я. - Эта фотография существовала в единственном экземпляре. Она сгорела при пожаре... - я повернулся к Хундингу, который протирал глаза.
— Ты в порядке?
Он прочистил горло.
— Все нормально! Не бери в голову. Отель часто предоставляет клиентам сувениры из их прошлой жизни. Фотографии... - его рот подрагивал под бородой. - Когда умер я, фотографии ещё не изобрели. Тебе несказанно повезло.
Повезло... давно я не слышал подобных слов в свой адрес. Осознание этого шокировало и даже вывело меня из оцепенения. Я жил со своим горем два года. Но я умер - и всего за несколько часов был возвышен до ранга счастливчика. Хундинг работал здесь с семьсот сорок девятого года нашей эры. Интересно, как он умер, что за семья у него была? Прошло уже более тысячи лет, а он, казалось, все ещё не мог вспоминать о них без слез. Хорошая загробная жизнь, ничего не скажешь. Хундинг выпрямился и вытер нос.
— Достаточно нытья! Если у тебя буду вопросы, звони в приёмную. Мне не терпится услышать о твоих храбрых подвигах за сегодняшним ужином.
— Моих... храбрых подвигах?
— Не скромничай. Тебя бы не избрали, не соверши ты что-нибудь героическое.
— Но...
— Мне было приятно услужить вам, сэр, и добро пожаловать в Отель Вальхалла, - Хундинг протянул ладонь. До меня дошло, что он просит чаевые.
—Э-э ... - я порылся в куртке, ожидая обнаружить пустые карманы, но вместо этого наткнулся на шоколадку, которую спёр из дома дяди Рэндольфа. Удивительно, как ей удалось уцелеть после путешествия через Великое Ничто. Я протянул её Хундингу. - К сожалению, это все, что у меня есть. Его глаза округлились до размеров чайных блюдец.
— Боги Асгарда! Спасибо, малыш! - он понюхал шоколад и поднял его над головой, словно священную реликвию. - Вау! Ладно, если тебе что-нибудь понадобится, дай мне знать. Перед ужином к тебе зайдёт твоя валькирия. Ух ты!
— Моя валькирия? Погоди-ка. Нет у меня никакой валькирии.
Хундинг рассмеялся, по-прежнему не отводя глаз от плитки шоколада.
— Да уж, будь у меня твоя валькирия, я бы тоже так сказал. От неё одни неприятности.
— То есть?
— Увидимся вечером, парень! - с этими словами бородач направился к двери. - Мне надо кое-что съесть... Э-э, в смысле, сделать. Постарайся не умереть до ужина.
Глава XI.
ПРИЯТНО БЫЛО ПОЗНАКОМИТЬСЯ, А ТЕПЕРЬ Я СЛОМАЮ ТЕБЕ ТРАХЕЮ
Лёжа на траве в атриуме и глядя сквозь ветви деревьев на голубое небо, я ощутил острую нехватку воздуха. Давненько у меня не было приступа астмы. Передо мной пронеслись все те ночи, что мама провела у моей кровати, пока я беспомощно задыхался. Да, даже будучи астматиком, я с удовольствием ходил в походы и осуществлял регулярные прогулки по гористой местности. Не удивляйтесь, на свежем воздухе мне всегда становилось лучше.
Я попытался успокоиться и нормализовать дыхание. Внутренний голос подсказывал мне, что никакой это не приступ астмы, а стопроцентный нервный срыв. Причина? Ну, я умер и застрял в чудаковатом мире для викингов, где мертвецы заказывают себе в номера свиные головы и протыкают друг друга копьями.
Знаете, с этим я ещё мог смириться; до наступления смерти моя жизнь была ничуть не лучше. Вполне естественно, что в свой шестнадцатый день рождения я оказался в Вальхалле. Такова моя врождённая удачливость.
Что действительно вывело меня из строя: впервые со дня смерти матери, я находился в уютном и по-настоящему безопасном месте (по крайней мере, на данный момент). Приюты не в счёт, как и столовки, крыши домов и спальные мешки под мостами. Я никогда полностью не смыкал глаз. Никогда не мог расслабиться. И вот теперь я был волен сбавить обороты и поразмыслить над своей прежней жизнью.
И это чертовски пугало.
Раньше у меня не было времени горевать по матери. Я пребывал в постоянном движении, мне некогда было сидеть и жалеть себя. По-своему, это помогло мне выжить, как и пригодились мне те навыки, которым меня обучила мама - ориентирование на местности, обустройство лагеря и разведение костра.
