—Значит, теперь ты орёл, - отметил я очевидное.
—Да, -произнёс он прежним осипшим голосом. - Обожаю модификации. Вот ваша еда.
На подносе стояло все, что я только мог пожелать. Парящие квадратики прямого рубленого мяса в тесте. Горка бараньих кебабов с мятным йогуртовым соусом. Четыре свежих питы, украшенные сверху кусочками маринованных овощей и начинённых шариками из путовой пасты с тахинной подливой.
—О Хельхейм! О, да!- Я с торжествующим воплем жадно потянулся к подносу, но орёл меня клюнул в руку.
— Погоди, погоди. Я первый.
Вы когда-нибудь видели, как орёл поедает фалафель? Эта ужасающая картина теперь преследует меня в ночных кошмарах.
Не успел я и глазом моргнуть, как эта лысая тварь впылесосила с подноса все, кроме крохотного кусочка маринованного огурца.
—Эй! - жалобно взвыл я.
Сэм, вскочив на ноги, занесла над птицей топор.
—Это великан. Другого и быть не может.
—Уговор есть уговор, - спокойно отреагировав на её слова, сытно рыгнул орёл. - Что ж, перейдём к проблеме меча.
С яростным кличем мужчины, лишившегося своей законной фалафели, я выхватил меч и плашмя ударил им орла.
Не самый, согласен, разумный поступок с моей стороны, но я в тот момент был зол и ужасно голоден. К тому же не выношу, когда меня надувают, и питаю мало симпатии к лысым орлам.
Меч пришёлся птице по спине и прилип к ней, словно намазанный суперклеем. Я попытался его оторвать, но держался он намертво, а руки мои столь же фундаментально приросли к рукояти.
—Ладно, -презрительно просипел орёл.-Можем и так позабавиться.
И, волоча меня за собой, он со скоростью шестьдесят миль в час (прим. перевод: примерно 96 км/ч)понёсся сквозь дворик атриума.
А
ЯБЛОКО В ДЕНЬ УБЬЕТ ТЕБЯ
Я самым решительным образом добавил в свой список ненавистных занятий сёрфинг с орлом.
Этот кретин с лысой башкой, по сути, не должен был взлетать, таща с собой на буксире достигшего зрелого возраста Магнуса Чейза. Орлам такое не по силу. Тем не менее, он именно это и сделал.
Блитц и Сэм за моей спиной выкрикивали крайне полезные рекомендации вроде: «Остановись! Не надо!» пока орёл знай себе тащил меня через ресторанный дворик, колотя моим бедным телом о столы, стулья и растения в кадках. Таким образом, мы с ним добрались до раздвижных стеклянных дверей, пролетев сквозь которые проклятый орёл взмыл вместе со мной над Чарльз-стрит. Мужик, спокойно себе обедавший в своей столовой на десятом этаже дома напротив, выстрелил изо рта картечью крошек из сырных кукурузных палочек «Читос». Вот так, видать, он удивился, когда мы просвистели мимо его окна, на котором остался хорошенький отпечаток моей обуви.
— Отпусти меня! - проорал я лысой пернатой твари.
— А ты уверен? - сипло прохохотал этот гад. - Береги голову.
Я извернулся, лишь чудом избежав в последний момент столкновения с промышленным кондиционером, и, протаранил грудью кирпичную трубу, пропахал дальше за орлом, пошедшим пике по другую сторону дома.
— Ну? - просипел он. - Ты созрел до переговоров насчёт услуги за услугу?
— С голубем-мутантом, крадущим фалафели? Нет уж, благодарю покорно! - был мой ответ.
— Как тебе будет угодно.
И он, резко поменяв курс, впечатал меня в пожарную лестницу. Я услышал треск собственных рёбер. Грудь пронзило столь сильной и резкой болью, словно будто кислота разрывала её изнутри. Мой пустой желудок свернулся от спазма, и хорошо ещё, что был при этом пустым, иначе у них на пожарной лестнице вышло бы не аккуратненько.
Мы с орлом взмыли над церковью на Бойлстон-стрит, и он закружил меня над её шпилем. В моей обалдевшей башке почему-то всплыли строки Лонгфелло о герое войны за независимость Поле Ревире, который огнями на Северной церкви должен был подать знак своим, откуда их собираются атаковать англичане: «Коли пехота один огонь, а коли корабли, то два».
Я. видите ли, вдруг задумался, сколько бы этому Полу Ревиру понадобилось огней, коли он вдруг увидел бы над своей головой орла с таким чуваком, как я, на буксире?
Я попытался восстановить повреждения в своём теле, но сконцентрироваться не удалось. Во-первых, боль была слишком сильной, а во-вторых - я все ещё впечатывался в стены и выбивал окна.
— Услуга за услугу - вот все, что мне от тебя требуется, - просипел орёл. - Я могу сообщить тебе, как найти меч, но ты должен в процессе поиска кое-что мне доставить. Ничего такого особенного. Всего лишь яблоко.
— В чем подвох? - спросил я, уворачиваясь от очередного препятствия.
— Подвох в том, что если ты не согласишься, то... Ой. Гляди-ка! Противоголубиные шипы! -радостно сообщил мне лысый летун.
Впереди нас, по краям гостиничной крыши и впрямь тянулся частокол металлических шипов. Тот, кто видел когда-нибудь колючую проволоку времён Первой мировой войны, может легко себе представить, как это выглядело. Шипы на крыше, конечно, сделали не для уничтожения человечества, а,чтобы птицы сюда не садились, но, ясное дело, живот мой они тоже были способны чудесно обработать.
Я тихо взвыл в предвкушении. Не люблю слишком тесных контактов с колющими и режущими предметами. К тому же мой живот ещё живо помнил шар из расплавленного асфальта.
— Нет, нет! Никаких шипов! - тут же вырвалось у меня. - Я согласен!
— Скажи: клянусь своей верностью, что принимаю твои условия, - потребовал этот лысый с крыльями, по-прежнему буксируя меня в опасной близости от противоголубиных шипов.
— Но я ведь даже не знаю, что это значит! - проорал я.
— Скажи.
— Клянусь своей верностью, что принимаю твои условия. Яблокам да! Шипам нет! - грянул я.
Он стал набирать высоту, скрежетнув носами моих ботинок по острию шипов. Мы взмыли в небо и
описали торжественный круг над площадью Копли и приземлились на крышу Бостонской публичной библиотеки.
Меч тут же отклеился от спины орла, а руки мои освободились от рукояти. Это было бы здорово во всех отношениях, найди я ещё другую точку опоры. Ухватиться-то мне теперь оказалось не за что, а ноги едва держались на выгнутой красной черепице крыши, которая шла вниз под крайне опасным углом, грозя низвергнуть меня с восьмидесятифутовой высоты на землю, покрытую сплошь смертоносным асфальтом. Чтобы не сверзиться, я сел на корточки и лишь после этого осторожно убрал в ножны меч, который тут же опять превратился в цепочку.
Я шумно перевёл дух. Ребра болели. Руки были почти выбиты из суставов. Грудь до сих пор с такой ясностью ощущала каждый кирпичик трубы, в которую я втесался, словно мне сделали татуировку с её изображением.
Слева от меня, царя над бронзовыми грифонами, украшающими цоколь крыши, сидел на громоотводе орёл.
