— Нельзя ли нашему другу сесть на тебя верхом? - нашла выход из ситуации Сэм. - Так мы смогли бы добраться быстрее.
—Да милости просим, - проявил широту души козел.- Ездите на мне. Все, что угодно, только вот должен предупредить вас: это Йотунхейм. Если мы пойдём по неправильному пути, то напоремся на великанов. И тогда нас всех изрубят в куски и пустят на жаркое.
— Мы не пойдём по неправильному пути,- пообещал я.- Правда ведь, Джек?
— О да,- прогудел он.- Скорей всего, да. Шестьдесят процентов за то, что мы выживем.
— Джек... - замедлил я ход.
—Не напрягайся. Шучу, - хохотнул он.
И мы двинулись под его командой вверх по течению, сквозь туманное утро с крутящимися снежинками и 40% шансом превратиться в жаркое для великанов.
Глава XLVIII
ХАРТСТОУН ТЕРЯЕТ СОЗНАНИЕ КУДА ЧАЩЕ, ЧЕМ ДЖЕЙСОН ГРЕЙС (ХОТЯ
Я ПОНЯТИЯ НЕ ИМЕЮ, КТО ЭТО)
Йотунхейм с виду походил на Вермонт, только с меньшим количеством рекламы о разнообразной продукции из кленового сиропа. Вершины темнеющих гор припорошены снегом, у подножия просто заносы, так что проходы практически заткнуты, а сосны щетинятся сосульками.
Джек висел в воздухе во главе нашего маленького отряда, указывая нам путь вдоль реки, русло которой петляло зигзагами сквозь скованные морозом каньоны. Нам приходилось карабкаться по крутым тронам вдоль подмёрзших водопадов, и от усилий меня кидало то в жар, то в дрожь, ибо испарину, выступающую на теле, немедленно остужал леденящий ветер.
Словом, весело было, аж жуть.
Мы с Сэм старались держаться поближе к Харту. Она просто для подстраховки, я же в надежде влить в неё ещё сколько-нибудь фрейского света, который во мне пока ещё оставался. Увы, он сейчас почему-то на это не реагировал, по-прежнему был очень слаб, и нам оставалось только следить, чтобы он ненароком не соскользнул с козла.
— Ты там держись,- напутствовал ею я.
Он ответил мне едва заметным жестом. Вероятно, хотел сказать: «Извини», - но не уверен, что это действительно так.
—Просто расслабься и отдыхай. - Не хотелось мне, чтобы он понапрасну расходовал силы.
Он что-то сумрачно пробурчал и, пошарив в кисете с рунными платочками, вложил мне одну из них в ладонь, одновременно тыкая себя в грудь. Мол, вот моя руна.
Я такой руны не знал:
Сэм, поглядев на неё, нахмурилась.
— Это перт.
—И что это значит?
Сэм внимательно посмотрела на Харта.
—Ты пытаешься объяснить, что случилось с тобой? Хочешь, чтобы Магнус узнал?
Хартстоун сделал глубокий вдох, будто готовясь к спринту, и отозвался жестом:
—Магнус почувствовал боль.
Я стиснул в кулаке плашечку с руной.
—Ну да. Что-то тёмное. Когда лечил тебя.
—Мне рассказать ему? - снова внимательно посмотрела Сэм на Хартстоуна.
Тот ей кивнул с трудом и, уронив голову на шею козла, закрыл глаза.
Мы прошли ещё чуть вперёд, прежде чем Сэм начала:
—Когда мы с Хартом попали в Альфхейм, он рассказал мне о своём прошлом. Всего я, конечно, не знаю, но его родители... они... - Она мучительно подбирала слова.
—Пожалуйста, продолжай,- проблеял козел.- Я обожаю печальные саги.
—Заткнись, - угрюмо бросила Сэм.
— Ладно, - согласился козел.
Я смотрел на лицо Хартстоуна. Во сне оно выглядело таким безмятежным.
—Я знаю от Блитцена, что родители Харта так и не примирились с его глухотой, - сообщил я Сэм.
— На самом деле все обстояло гораздо хуже. - сердито проговорила она. - Г адкие же они у него.
В её голосе вдруг послышались ядовитые интонации Локи, словно она была бы совсем не прочь выпустить в предков Харта по дротику из омелы.
— Брат Хартстоуна, Эндирон, умер в детстве. Хартстоун был в этом совершенно не виноват, но родители начали вымещать своё горе на нем. Он постоянно слышал от них, что лучше бы умереть ему, а не брату. Ну, конечно же, - горько усмехнулась она. - Эльф-инвалид. Кара богов.
Разочарование для родителей. Что он ни делал, все вызывало у них лишь одно раздражение.
Я стиснул в кулаке рунную плашечку.
—И боль от этого до сих пор терзает его.
Сэм положила руку на щиколотку спящего Харта.
—Он не рассказывал мне, в какой обстановке рос, но, думаю, это было худшее из всего, что мы с тобой можем себе представить.
Я посмотрел на руну. Теперь мне было понятно, почему ему так хотелось стать магом.
—И этот символ...
—Ну как бы пустая чаша, которая опрокинулась набок, - подхватила Сэм.- то ли из неё что-то вылилось и её надо снова наполнить, то ли встряхнуть ней и кинуть кости судьбы.
—Сложно все как-то,- похлопал глазами я.
Сэм сняла с брючины Харта прилипшую козью шерсть.
—По-моему, он себя с этой руной отождествляет. Вода из колодца Мимира предоставила Харту на выбор два варианта. В первом он обретал дар речи и слух, но должен был бы отправиться снова в Альфхейм и вести там обычную жизнь для эльфа, оставив мечты о магии. А во втором...
—Он познал бы магию, - уже догадался я, - но остался таким, как есть. Глухим и немым, нелюбимым семьёй. Жуткий выбор. Сволочь все-таки этот Мимир. Знать бы тогда, наступил бы ему ботинком на рожу.
Сэм покачала головой.
—Мимир в данном случае просто чётко озвучил выбор. Магия совершенно несовместима с нормальной жизнью. Способность осваивать её тайны приходит лишь к тем, кто познали огромную боль. Надо себя опрокинуть, превратиться в пустую чашу. Так пришлось поступить даже Одину. Он пожертвовал глазом, чтобы испить из колодца Мимира, но это было всего лишь началом. Охваченный жаждой познания рун, Один заставил себя провисеть в петле на ветви Мирового Дерева целых восемь дней без питья и еды.
—Как-то, по-моему, это неправильно,- стало корёжить меня от одной мысли о такой самопытке. —Но необходимо, - возразила Сэм. - А он ещё перед тем, как влезть в петлю, пронзил себе бок копьём и висел, изнывая отболи, жажды и голода, пока руны ему не открылись. Невыносимые физические страдания превратили его в пустой сосуд, свободный для тайны рун.
Я поглядел на Хартстоуна. Даже не знаю, чего мне больше хотелось. Обнять его, ободряюще хлопая по спине, или, разбудив, назвать полным психом? Он сознательно сохранял в себе боль. Да никакая магия таких жертвы не стоит.
—Но мне-то магия безо всяких там мук дастся, - начал я спорить с Сэм.- А ведь я с её помощью и лечил, и в огонь входил, и оружие у врагов из рук выбивал.
