Топ потянул за резинку часы, посмотрел на циферблат. Половина двенадцатого. Специально окрашенные фосфором стрелки на черном фоне четко отмечают пунктиры с указанием цифр. Даже в такую непроглядную темень, когда вершины деревьев смутно простреливают небо.
Землю под лабазом не видно. Сплошная чернота. Создается ощущение, что там – пропасть. Только где-то впереди, за копаниной, едва светятся две метки на дереве. От ощущения, что под ним ничего нет, возникает противное чувство страха. Кажется, вот-вот обрушатся хлипкие лаги, и Топ полетит в неизвестность. И только уверенность: он же ночевал на этом лабазе не одну ночь, заставляет остаться на ночь до утра.
Мысли возвращаются на круги своя… С вечера марал на солонец не пришел. Почему? Может, зверь насолонился до этого дня и теперь инстинктивно ходит на копанину только раз в неделю. Может, был где-то рядом, когда Топ пришел сюда, а потом лез наверх, на лабаз, и спугнул его. Или еще раньше ушел на перевал, на обдуваемые ветром, щедрые на сочную траву луговые поляны, а назад не захотел спускаться. И ждать, что зверь придет ночью – маловероятно.
В лучшем случае (и то навряд ли) выйдет под выстрел рано утром. Тогда лучше всего лечь спать. Отдохнуть до рассвета. А если и будут какие-то изменения, Топ услышит. Услышит потому, что так устроен его организм – даже во сне слушать то, что происходит вокруг, и просыпаться на звуки, которые издает идущий зверь.
Еще раз убедившись, что вокруг никого нет, Топ зашевелился, начал одеваться. Сначала облачился в теплые ватные штаны, надел шерстяные носки. Потом – телогрейку. Под голову уложил сапоги и осторожно вытянулся во всю длину лабаза. Да уж, какое блаженство – после нескольких часов скрюченного состояния расслабить тело, спокойно полежать, даже поспать три-четыре часа! Чтобы потом, так же осторожно поднявшись на рассвете, продолжать свой дозор. Не напрасно было потрачено столько времени на постройку лабаза. Хорошо, что есть крыша над головой, место, где можно прикорнуть. А просидеть в одном положении, как на курином насесте, как это когда-то бывало, утомительно и непредсказуемо.
Топ вспомнил, как проводил когда-то свои первые ночи на солонцах. Некоторые мужики караулят зверя на озере. Заранее наскоро подготавливают три-четыре жердочки в развилке дерева на высоте трех метров. И называют это лабазом.
В действительности такой «куриный насест» может послужить добрую службу в том случае, когда сохатый или марал выйдет в завечере. Вот и попробуйте просидеть в одном положении три-четыре часа! И вы познаете все прелести охоты. Особенно, когда жерди начинают врезаться вам в нежную задницу, а один самый противный сучок так и лезет в неположенное место. А свисающие ноги некуда поставить, они затекают, наливаются свинцовой кровью до такой степени, что хочется закинуть их за уши. И некуда прислониться «задубевшей» спиной. Шея немеет, кажется, что и голова не соображает. Руки держат ружье, которое так и хочет упасть вниз под дерево. Несмотря на все «неудобства», надо слушать, напрягать зрение, отмахиваясь от вездесущего гнуса. И при этом постараться не сорваться с седала.
Чтобы было более понятно, представьте себе такую картинку. Пакостная корова забралась в амбар и пожирает из бочки соленую капусту. При этом бочка стоит в подполе, под досками. Для этого корова встала на колени, вытянула шею и широко раздвинула задние ноги, чтобы удержать равновесие. Стараясь не шуметь, чтобы не услышала хозяйка, корова довольно аккуратно заглатывает сочное лакомство. Уши, как локаторы, настороженно вслушиваются, не идет ли кто? Тело напряглось, колени болят. Да еще рога в дыру пролезли и зацепились за доски. Голову заклинило, назад не подается. Самой корове назад не выбраться, надо звать хозяйку. Но и капусту хочется доесть. Вот и старается рогатая тварь, напрягшись всеми членами, как можно скорее и больше сожрать из бочки, хотя, обессилив, может завалиться в погреб сама.
Вот так же, когда-то восседая на «курином лабазе», Топ почему-то всегда вспоминал ту корову, которая съела у них полбочки капусты, и находил много общего. Когда он случайно открыл дверь и увидел ее, стоявшую в позе «бегущего египтянина», с поднятым хвостом, несколько минут пытался сообразить, что же это такое…
Так же и охотник на седале: пытаясь расслабить затекающие места, принимает такие положения тела, что и в «Камасутре» не придуманы. Корова «замахивает» языком капусту, а охотник, стараясь отпугнуть наседающих комаров, использует свое дыхание, направляет его губами. И надо видеть порой, какую гримасу может изобразить человек. Впору снимать на кинокамеру да отправлять в телепрограмму «Сам себе режиссер». Первое место обеспечено! И еще. Корова, уплетая капусту, старается не шуметь. И охотник в ожидании зверя старается сидеть тихо. Но только это ему так кажется.
Трудно представить, как после четырех часов ожидания, человек может быть неслышным. В какой-то степени это напоминает токующего глухаря. Когда щелкает, значит – отгоняет комаров. Ну а «точит» – значит, меняет местоположение. Так какой же зверь подойдет под выстрел, если тихим вечером «восседание на курином седале» слышно за полкилометра?! Здесь уж, согласитесь, явное преимущество в ночной охоте имеет лабаз с полатями. И с вечера сидеть хорошо, и ночью отдохнуть можно. Да и одежду теплую оставить, потому что ночью в тайге достаточно холодно.
Наконец-то Топ прилег на мягкий мох. В блаженстве вытянул затекшие ноги, руки. Наслаждаясь отдыхом, чему-то улыбаясь, чувствовал, как по скованным членам растекается свободная кровь. Становилось легко, тепло, уютно. Почти как в домашних условиях, на кровати. Только воздух таежный: чистый, свежий, прохладный. С ароматом лесных привкусов. При таких благодатных условиях сон восстанавливает силы человека за несколько часов.
Проверено многолетним опытом и подтверждают все охотники-сибиряки, кто предпочитает ночевку на свежем воздухе сжатым стенам избушки. Только не хватает костра, искр играющего пламени, нежного прикосновения к рукам тепла огня и шаловливого потрескивания сухих поленьев. Даже наукой доказано, что свет пламени расслабляет напряжение глаз. Легкий «разговор» горящего костра ласкает слух. А естественное, природное тепло успокаивает нервы.
Однако в этот час не до костра. Нельзя разводить огонь на месте охоты. Потом не дождешься, когда марал придет на солонец вновь. Остается как можно плотнее упаковать себя в теплую одежду да, свернувшись калачиком, впасть в забытье. Что Топ и сделал. Осторожно перевернувшись со спины на левый бок, он уткнулся головой в стенку из жердей.
Прежде чем отключиться, вспомнил жену и дочку. Спят, наверное, безмятежным сном. Сладко, трогательно. Светлана – как всегда, на боку, чтобы время от времени прикрывать одеялом дорогое создание. А Аленка, конечно же, разметалась поперек кровати, сложила ноги на мать, раскинула руки в стороны. И нет в этой картине ничего милее и трогательнее. С этими воспоминаниями Топ сложил под головой руки лодочкой. Одно ухо, как локатор, выставил из-под капюшона энцефалитки. Чтобы лучше слышать, что происходит вокруг, так как мозг все равно будет улавливать посторонние звуки. Еще три секунды – и он уже спит.
…Снится Топу, что едет он в розвальнях, на игривой тройке. Как в далеком детстве, на общенародном празднике «Проводы зимы». С такими же, как и он, детьми – веселыми, нарядными, с подарками в руках. Кони мчатся по растаявшей дороге, грязным лужам, через многочисленные ухабы. Мелодичными переливами звенят медные колокольчики. Пестрыми змеями вьются на хомутах яркие ленточки. Сильные ноги лошадей выбивают в дороге комья подтаявшего снега. Вдруг впереди, через дорогу – речка, как в половодье, напитанная снеговой водой. Грязная, мутная, бурная. Несется под ноги лошадям шквальной лавиной. Топ смотрит вокруг, а сверстников нет. Когда и куда исчезли – неизвестно. Хочет крикнуть кучеру, строгому дядьке в тулупе, чтобы тот остановил. Но и того тоже нет. Несутся сани одни, без лошадей. И вот уже влетели в бушующий поток. Холод, мороз дерет его по коже. Не хватает воздуха. Топ захлебывается водой, хватается за скользкие берега, но все пустое. Яростное течение влечет его вниз, кружит, увлекает, топит. И нет сил противостоять стихии, как нет сил сбросить с себя оковы сна.
