Вчера Топ пробовал крутить колесико на рассвете. А завести часы так и не смог. Слабые пальцы отказываются подчиняться. И вот результат. Теперь продолжение суток ему будут подсказывать только рассвет, закат или солнце. А его сегодня нет. Небесное светило где-то там, за густыми облаками, прячется на недосягаемой высоте от назойливого дождя.
Тайга окутана непроглядным туманом или низко опустившимися облаками? Не понять. А может, это водянистое марево, которое словно зависло. Он чувствует воздух, перенасыщенный влагой. Деревья, кустарники, трава, земля пропитались водой до предела. Густые ветки пихт склонились под тяжестью скопившихся капель. Кусты можжевельника нахохлились серебристой росой. Загрубевшая трава выгнулась коромыслом, едва держатся тонкие стебли под натиском избыточной влаги.
От земли тянет парной прохладой: напитавшаяся грязь отторгает из себя излишки воды, которые скапливаются в маленькие лужицы. И наконец-то собираются в крохотные ручейки. Один из них пульсирует где-то за головой. Слышно, как ритмично булькает вода, перекатываясь через кочку. Да вот только не дотянуться туда. Не хватает сил даже приподнять голову.
Зябко. Как в раннее утро перед рассветом. Состояние похоже на то, когда просыпаешься под открытым небом после ночевки у костра, который прогорел до углей и не может согреть продрогшее тело. Или на глухарином току, когда подкрадываешься под песню токовика, а петух почему-то замолчал. Может, услышал охотника и оборвал древнее точение. Ждет неизвестно чего полчаса, час. А ты в ожидании второго колена занемел в одной позе. Чувствуешь, как разгоряченное тело пробирает легкий морозец. Быстро пробирает до костей: вокруг снег, температура воздуха отрицательная. В такие моменты становишься равнодушным: «Да черт с ним, с глухарем. Сейчас бы погреться у костра!..» И только сила охотничьего инстинкта заставляет ждать.
Здесь все по-другому. Нет того, кто бы тебе помешал согреться. Страх туманит разум: Топ не может развести костер. Остается одно: в очередной раз «вжиматься в себя», что есть сил кутаться в короткую телогрейку и какое-то время, наслаждаясь остатками тепла, довольствоваться забытьем.
Тело трусит мелким ознобом. Как ни кутайся, в мокрой одежде не согреешься. Хоть и не капает сверху, а телогрейка все равно напиталась влагой. Влажность воздуха сто процентов. Сейчас дупла старых кедров – и те отпачивают. Ватные штаны, фуфайка – тем более. А может, это все на нервной почве? Бывает же такое: о чем-то думаешь или представляешь, то и происходит. Или кажется? Как в тот раз, когда Топ возвращался домой после службы. На дворе лето, июнь, жара, а его морозит от волнения перед встречей с родными и близкими. Так же и здесь.
Топ постоянно думает о родных, вспоминает, представляет их. Что сейчас дома? Ждут ли, ищут? Что сейчас: утро или день? Определить нечем, часы стоят. На первый взгляд, шествует серый день. А может, утро? Только позднее, часов десять или около того. Боле точно не определить. Все равно солнца нет. Топ еще раз приподнял часы, посмотрел на циферблат. Стоят стрелки. Нет никакого движения. Маятниковая пружинка выдохлась. А у него нет сил ее завести.
Сразу же вспомнил Светлану. Вот кто сейчас переживает! У жены под глазами тени. Так всегда бывает, когда она не спит ночь или две. Глаза красные, заплаканные, несмотря на синь очарования. В обычное время, когда все хорошо, у нее самые красивые глаза на свете. Как бездонное ущелье среди гольцов в ясную погоду. Когда он увидел Светлану в первый раз, «сорвался» в эту бездну. И до сих пор не может выбраться назад. Потому что не хочет.
У мамы наверняка поднимается высокое давление. Это от потрясения и неизвестности. Слишком часто ей приходилось в жизни ждать, тревожиться, переживать. Эти чувства рваными ранами рубят сердце, которое устало от неведения и переутомления. От волнений сжимаются кровеносные сосуды. А от этого становится только хуже.
Вдвоем, Людмила Матвеевна и Светлана, «наседают» на отца, торопят в дорогу: «Иди, ищи!» Но Степан Гаврилович, мужик, как и он – охотник, одной таежной крови с сыном, более здраво оценивает ситуацию. Хотя к этому времени уже понимает, что с сыном действительно что-то сталось, но старается делать все более благоразумно. Понимает, что одному ему не справиться. И, наверное, собирает поисковую команду.
Конечно, к этому времени в деревне об отсутствии Топа знают все. Как это бывает тогда, когда происходит что-то важное, неординарное. Сначала собираются обсудить и только потом – действовать. Какой же сегодня день: обсуждения или действия?
Было бы лучше, если бы поиски начались с этого утра. Мужики за день к чему-то продвинутся. Хотя бы узнают, в какой стороне его искать. Пусть это будет маленьким шагом к успеху, к желанному и скорому спасения. Долго Топ не протянет. Он понимает, что конец не так долог, хоть и старается не думать об этом. И старается относиться к этому равнодушно, как к кедровой шишке с пустыми зернами, которую не грызет ни кедровка, ни бурундук.
Топу хочется знать, отчего он умрет. От голода, холода, жажды? Или еще каких-то факторов, возможно, ему неизвестных? От голода, конечно, нет. Без еды человек может протянуть две недели. Или больше. И вообще Топ совсем не хочет есть. За двое суток ни разу не возникло чувства голода, как это бывало раньше, когда он находился в тайге. Кажется, вот только пообедал, поел хлеба с салом, а прошел пять километров – и в желудке опять «червяк свербит», впору останавливаться и разводить костер.
Если бы ему захотелось перекусить, еда вот она, рядом, под головой. Еще в первый день, утром, как только повернул голову, Топ нашел холщовый мешочек с салом и хлебом. Он упал рядом, на расстоянии вытянутой руки. Содержимого пакета хватит на сутки, если не экономить.
Топ всегда с собой в тайгу берет запас пищи с некоторым расчетом: идешь на день – бери еды на три. Если экономить, можно легко протянуть два-три дня. Даже на ногах. К тому же во время перехода в тайге часто встречаются ручьи. А после сала всегда хочется пить. Может быть, сейчас именно это отбивает чувство голода: поешь – захочешь пить с большей силой. А воды нет. Эх, лучше бы рядом упала бутылка с водой…
То, что смерть наступит от холода, тоже неправдоподобно. Как бы Топа ни морозило, все равно температура тела достаточно высокая, чтобы сердце не остановилось от переохлаждения. Гораздо выше, чем окружающего воздуха. В тайге, возможно, градусов пятнадцать или чуть больше. Кто мерил? А тело горит огнем. Почему? Непонятно. Странно, что сразу совмещаются два ощущения: озноб и жара. Как при ОРЗ. Может, это начало болезни?
Возможно, Топ простыл, все-таки натянуло мокрой прохладой от земли. Наверно, это так. И дыхание сухое, горячее, как от раскаленной печи. Подставишь к губам ладонь, выдохнешь – и кажется, что мгновенно высыхает мокрота. Ощущение такое, что внутри пышет жаром ведро раскаленного песка.
Скорее всего, Топ умрет от жажды. Нестерпимо хочется пить. Свой последний глоток воды из неполной бутылки он сделал еще вчера ночью, больше суток назад. После этого ему удается только лизать языком мокрую ладонь. Капельки скопившегося на ветках дождя, которые Топ собирает скрюченными пальцами. Однако эта влага только слегка мочит язык, тут же высыхает, не попадая в горло. А влажный воздух испаряется, даже не попадая в легкие. Топ чувствует это. Эта мысль «убивает» больнее, чем мысль о будущем.
