Обычно воспитательные и образовательные теории сосредоточены на социальной ответственности. Гораздо реже говорят о связи между этими двумя типами.
Рисунок 3
Социальная ответственность – это основа общества, а личная ответственность – основа жизни человека. Бессмысленно выбирать, какая из них важнее.
Дети, выросшие с осознанием социальной ответственности, часто не умеют нести ответственность за себя и свою жизнь. Но если ребенок с ранних лет развивает свою личную ответственность, он одновременно и органично становится социально ответственными.
Этот факт опровергает старые представления о воспитании: мол, дети так эгоцентричны, что надо постоянно заставлять их считаться с окружающими и поступаться своими потребностями и границами. Наоборот – чтобы дети выросли отзывчивыми и внимательными, взрослые рядом с ними обязаны:
• защищать целостность и неприкосновенность их личности;
• вмешиваться, когда они видят, что дети подстраиваются под окружающих в ущерб себе.
Так мы помогаем детям обрести здоровую самооценку и высокий уровень личной ответственности, которые станут их вкладом в жизнь общества.
Думаю, что на каждую сотню взрослых в возрасте от 20 до 40 лет всего десять или пятнадцать человек способны нести ответственность за свою жизнь и свое поведение в сложных ситуациях. Именно поэтому подавляющее большинство конфликтов между детьми и взрослыми – и между самими взрослыми – происходит в деструктивном ключе. Люди тратят энергию на обвинения друг друга.
В развитых благополучных странах мы редко размышляем на экзистенциальные темы, пока не встает вопрос о жизни и смерти. Серьезные и опасные болезни порой вдохновляют нас на кардинальные перемены и заставляют бросить вызов хорошему воспитанию. Перед лицом смерти люди способны за секунду изменить свои главные приоритеты, перейти от внешнего контроля к внутреннему.
Что означает внешний контроль?
Воспитательная стратегия прошлых поколений ориентировалась на внешний идеал: «Веди себя так, чтобы люди видели, как ты хорошо воспитан. Пусть родители тобой гордятся!»
«Путевка в жизнь», которую получили я и мои ровесники, гласила, что надо не быть верным себе, а «играть свою роль», как актер на сцене. Подобно актерам, мы учились произносить наизусть «правильные» реплики. Кем мы были, как мы чувствовали себя – было абсолютно не важно, об этом даже речи не заходило. Получая нежеланный подарок на Рождество, мы вежливо говорили: «Спасибо», скрывая разочарование или обиду. Когда дети окончательно приучались «скрывать себя» и теряли связь с собой, родители могли расслабиться и считать, что воспитание успешно завершено.
Цель воспитания – подогнать детей под некий внешний идеал, возникла в те времена, когда их считали будущей рабочей силой, гарантирующей содержание родителей в старости и болезни. Позже в них стали видеть, наряду с другими факторами, показатель морали, амбиций и статуса семьи. К 1950-м годам мы с удивлением и благодарностью открыли, что дети – это люди, которые заслуживают уважения и имеют право на развитие своей личности. Но и сегодня приходится отстаивать идею о том, что дети не только существуют отдельно от нас, но и обладают собственной ценностью – они уникальны и ценны, просто потому что они есть!
В целом статус детей радикально изменился всего за сто лет – от внешней, социальной ценности до более внутренней и экзистенциальной. Конечно, не все попытки привнести эти перемены в повседневную жизнь увенчались успехом.
Иногда мы перебарщиваем. 50 лет назад отец мог отречься от сына, который не пошел по его стопам, и заслужил бы полное одобрение общества. Сегодня иные родители так боятся посягнуть на самостоятельность детей, что те фактически растут в вакууме, лишенные родительской поддержки. Другие взрослые путают саморазвитие с ростом эго.
История противоречия личности и общества – это вечный конфликт между личными границами и готовностью взаимодействовать. У него нет решения. Мы можем только искать относительный баланс, подходящий для каждой конкретной ситуации.
В последние годы многих беспокоит то, что они считают тенденцией к усилению индивидуализма. Это тревожит даже тех родителей, которые хотят дать своим детям больше возможностей, чем было у них самих.
Такую озабоченность легко понять. Мировые новости полны сообщений о беспорядках и молодежных бунтах. Родителей пугает растущее число разводов, статистика изнасилований и суицидов, а также случаев, когда подростки пускают в ход оружие. С определенной точки зрения, появление «виртуальной реальности» – настоящее спасение.
Неудивительно, что люди задаются вопросом, насколько такая «свобода» хороша для детей. Но они путают личную ответственность со вседозволенностью. На самом деле личная, или экзистенциальная, ответственность, которую я считаю абсолютно необходимой для здорового общения между людьми, не имеет ничего общего со всеми этими явлениями. Я не верю, что отношения, построенные на равном достоинстве, могут создать проблемы. Скорее их создают безответственность, жадность и самодовольство.
Первый шаг – самый трудный
Родители, которые хотят дать детям больше возможностей в жизни, вынуждены экспериментировать. Насколько каждый из нас готов к экспериментам, зависит от личного опыта и культурных особенностей стран и социальных прослоек. Новые знания и идеи быстро распространяются через массовые коммуникации, но падают на разную почву.
В бывших странах «железного занавеса», с их жестким тоталитарным режимом, понятия индивидуальной, личной ответственности почти не существовало. За более чем полвека люди привыкли к тому, что личность не имеет ценности, а личная инициатива – чуть ли не преступление против государства. Сама мысль о том, что человек может нести ответственность за качество своей жизни, казалась абсурдной. Тот же опыт переживал датский ребенок всего одно-два поколения назад. В нашем обществе тоже можно было услышать: «Нет смысла высказывать свое мнение», «От меня ничего не зависит» и «Разве можно воспринимать ребенка всерьез?».
В США, напротив, личная инициатива всегда приветствовалась. Тем не менее американская семья (если можно говорить о такой семье в мультикультурном обществе) полна противоречий. С одной стороны, здесь отстаивают традиционные ценности и символы; с другой, многие считают одиночество синонимом индивидуальности и видят в личных обязательствах ограничение свободы.
Между этими крайностями лежит Европа, гораздо более пестрая в культурном отношении, чем думают многие не-европейцы. В северной Европе и Скандинавии патриархальная семейная структура давно ушла в прошлое. Те же процессы начинаются в южной Европе, хотя католическая церковь борется за сохранение мужского доминирования и подчиненной роли женщин и детей. (Впрочем, патриархальная семейная структура на юге носит лишь социальный и экономический характер. С психологической и экзистенциальной точки зрения в семьях царит матриархат).
