– Заходи, Михалыч, скоро чаевничать будем под пирожки. Ты по делу или так, на огонек заскочил?
– Тут такое дело… Значицца вот… – Что-то казак мнется в нерешительности, мне аж страшно становится по поводу причины такого поведения. – Помнишь, мы в первой рейд ходили, еропланы пожгли… Ну так вот на-кась, держи, командир…
Беру протянутый сверток, разворачиваю и слегка охреневаю. Несколько увесистых пачек денег, причем не столько рубли, сколько марки и кроны не самых маленьких номиналов.
– Михалыч, а это богатство откуда? Ну-ка, расскажи, друг любезный, где разжился-то, а?
– Ну, дык, ешо когда у графа етова были, мы ж его в конюшню потащили, а Митяй в кабинете трофеи собирал, вот ящик-то железный и почистил… По старому правильному казацкому обычаю… Потом продуванить промеж наших хотел.
– А ты знаешь, как это официально называется, а? Слово есть такое – «мародерство». И за него, между прочим, судят!..
– Не, ето не мародерство, а… как ево… слово-то такое… контрабация… аль контратрибуция… – Митяев испытующе смотрит мне в глаза, затем отвечает: – Командир, а ежели б мы енти деньги не взяли, думаешь, они бы тама так и лежали? Холуи графские тут же бы стащили, а все одно – нас бы повинили. А так – на дело пойдут. Тута слыхал, што ты едешь новые оружия заказывать, дык возьми, пригодятся… Я станичникам сказал, што на благое дело пойдут, мож, кому и жисть спасут когда-нить.
– «Контрибуция» называется слово… А сразу сказать не мог? Теперь твои же станичники знают, что я могу разрешить мародерку… Спасибо, Михалыч, удружил!
– Да не, командир! Я им сказал, что ты по должности своей не маешь правов разрешать такое, мол, надо делать так, что ты вроде и не знаешь ни о чем. Есть, мол, такое, што ты не можешь в громкую сказать.
Ну, в принципе, доля правды в его словах есть. Во всём в любом случае крайними сделали бы нас. Или уже давно сделали… А и хрен с ним!.. Обратно по-любому не побежим отдавать…
– Ладно, проехали… Только ты, Григорий Михалыч, на будущее предупреждай меня сразу, что твои хлопцы натворят, чтобы неприятных сюрпризов не было…
* * *
Рано утром пробираюсь через толпу, штурмующую вагоны всех поездов во всех направлениях, пытаясь отыскать свой «экспресс» на Гомель. После недолгих мучений нахожу, старый дядька-проводник с вежливым достоинством подтверждает, что его желто-синий вагон следует именно в Гомель, и проявляет непривычную мне либеральность:
– Так что, вашбродь, по коридорчику пойдете, в седьмом купе любое место займайте. Тама ешо нихто не едеть, окромя вас. Трогаемся по графику, у восемь часов четырнадцать минуток. Как отъедем от Минска, я вам чайку принесу. Папироской побаловаться, ежели пожелаете, можно свободно, пока других пассажиров нету, в окошке фрамуга аккурат для ентого открывается и пепельница имеется в наличии.
– Скажи-ка мне, любезный, до Гомеля сколько ехать?
– Ну, часиков восемь будет, коль литерные ешелоны путя не займуть. Но в последние рейсы свободно доезжали…
В невысоком коридоре неярко горят лампы, окошки задернуты шторами, считаю седьмую по ходу дверь, которая открывается наружу, а не привычно съезжает вбок. Купе выглядит почти так же, как и в будущем, только откинутых верхних полок не наблюдается, и материалы – не пластик с кожзамом, а довольно приличный бархат на диванах и дубовые панели на стенах. Так, закидываем чемодан на антресоли и с трепетом ждем отправления… Сквозь шум толпы доносится перезвон станционного колокола, несильный рывок вперед, сопровождающийся лязгом буферов, в окошке перрон с вокзалом потихоньку проплывают мимо…
Минут через сорок, после ароматного горячего и очень вкусного чая с припасенными пирожками и утренней папиросы, достаю папку с чертежами и, чтобы убить время, начинаю в очередной раз просматривать и продумывать нарисованные на бумаге мысли и фантазии. Не хочется перед господами путейцами, если, конечно, договоримся, выглядеть неучем, неспособным ответить на простые вопросы. И очень скоро в голову приходит очень занимательная и интересная по своему содержанию мысль… Ёжик ушастый, как можно было такое забыть!.. Ворона, блин, брезентовая!.. Выклянчивал у Валерия Антоновича гранаты Миллза, а что сделать с французскими лимонками, только сейчас дотумкал!.. Их же, по достоверным данным, на складах – как у дурака махорки! Никто не берет из-за сложностей с активацией. Союзнички тоже молодцы, придумать такое! Снять колпачок с запала, стукнуть по какому-нибудь твердому предмету, типа камню, прикладу, доске, и кидать. А если рядом этих предметов не наблюдается, что делать? О свой лоб колотить?.. Сама граната – нормальная, а вот взрыватель… А взрыватель ты, Денис Анатольевич, сам в прошлом будущем сколько раз переснаряжал? Тот самый, который УЗРГМ называется. И устройство его знаешь, так почему только сейчас в голову гениальная мысль залетела? По ошибке или просто заблудилась? Берем чистый лист бумаги и начинаем срочно вспоминать и рисовать… Металлическая трубка, толстый короткий гвоздь, две шайбы, пружинка, прижимная скоба, чека… Вот вроде и все, что надо. Запал можно оставить родной, или озадачить своих студентов на изобретение нового, а вдруг да получится…
В Бобруйске в купе подсели две дамочки бальзаковского возраста, одна – в платье сестры милосердия, другая – в цивильном, но с синим крестиком знака Императорского женского патриотического общества, оказавшиеся попутчицами до самого Гомеля, поскольку работали в одном из госпиталей. Озадачив проводника на предмет чая, они вывалили на стол кучу всяких вкусняшек, как фабричной, так и явно домашней выделки, после чего пришлось поддержать компанию, внеся в качестве своей доли оставшиеся пирожки, каковые, несмотря на вчерашний срок изготовления, получили высочайшую оценку. Кокетливо постреливая глазками, дамочки «восхитились» мастерством моей жены, умеющей готовить такие шедевры. Тайные мотивы были насквозь видны, поскольку перед этим в прицел попала моя рука без какого-либо намека на кольцо. Когда подтвердил их подозрения в своей холостяцкой сущности, милые улыбки вызвали ассоциацию с торжествующим оскалом хищника перед решающим броском. Наверное, на примете у каждой из них есть племянница, младшая сестра, золовка или какая-нибудь другая родственница, готовая осчастливить в качестве законной супруги еще неженатого, но уже геройского подпоручика.
Почему-то очень неуютно чувствовать себя жертвой, поэтому меняю тему и развлекаю собеседниц байками из «мемуаров» широко известного в узких кругах полководца и военачальника Анатолия Ивановича Дольского до самого Жлобина, оставляя на потом свои мозговые штурмы. Иногда возникает хулиганистая мысль протравить пару «горяченьких» анекдотов про поручика Ржевского, но в последний момент еле сдерживаюсь. Воспользовавшись остановкой, выскакиваю на перрон размять ноги и перекурить, а когда возвращаюсь, в нашем купе уже сидит четвертый пассажир. Достаточно объемный, бородатый а-ля Александр III и громогласный представитель Корпуса инженеров путей сообщения в черной тужурке с двумя рядами серебряных пуговиц, вовсю забалтывающий дам, которые внимают ему чуть ли не с благоговением. Вот умеет же человек светскую беседу поддержать. Дамочки хихикают, не переставая. Мне до него со своими казарменными шутками как до генерала. От инфантерии. Завидев нового попутчика, путеец из вежливости привстает и, не чинясь, рокочет басом:
