Я задремала, и перед глазами поплыла череда похожих друг на друга снов. Вот я приезжаю в Пекин, начинаю поиски и встречаю кого-то, кто вызывается отвести меня к Вей-Веню. Сначала это сотрудник гостиницы — по его словам, он знает, где Вей-Вень, и ведет меня по узким переулкам и оживленным улицам. Мы бежим, он впереди, а я за ним. Я наталкиваюсь на людей и время от времени теряю своего проводника из виду. Наконец я догоняю его, но он вырывается. От ужаса я не могу дышать… Тут я проснулась. В следующем сне моей помощницей стала продавщица из магазина. Дальше все повторилось. Она говорит, что отведет меня к нему. Мы идем по бесконечному лабиринту улиц, где солнце прячется за небоскребами, а уличные продавцы то и дело пытаются нас остановить. Женщина бежит так быстро, что я отстаю и понимаю, что потеряла единственный шанс увидеть сына.
Потом я оказываюсь в каком-то другом месте. Это праздник, устроенный в саду. Может, этот сон мне подсунули воспоминания? Тепло, на мне летнее платье. Я — ребенок и пришла на какой-то праздник наподобие выпускного. Мы едим печенья, сухие, с яичным порошком и почти без жира. И водянистое мороженое, искусственное, но все равно вкусное. Я потею, холодное мороженое обжигает горло.
Несколько девочек водят хоровод и поют, песня разливается по саду, громче и громче, некоторые голоса чистые и звонкие, другие — слегка капризные и немелодичные, какие часто бывают у детей. Я стою в тени и смотрю на девочек.
Лакомства на столе становится все меньше. Кое-кто из детей то и дело подбирается к столу и хватает печенье. Я вижу Дайу, мою одноклассницу, с маленькими, глубоко посаженными глазами. На ней голубой брючный костюмчик с короткими штанишками, а волосы собраны в хвостики. Черные туфельки блестят на солнце, и мне кажется, что Дайу в них жарко. Она подошла к столу с угощениями, выбрала большой кусок торта, положила его на тарелку, взяла вилку и вернулась к своим родителям.
Теперь возле стола стоит другой ребенок. Мальчик. Вей-Вень. Мой Вей-Вень. Что он здесь делает? Он тоже берет кусок торта. Большой кусок, еще больше, чем у Дайу.
И уходит.
«Нет, — думаю я, — только не торт. Не бери его!»
Но Вей-Вень уже исчез. Толпа смыкается, и Вей-Вень с тарелкой в руках исчезает, однако потом появляется вновь, в другом месте. Нужно догнать его, пока он не успел откусить кусок торта. Нельзя, этот торт есть нельзя. Нет, нельзя. Теперь я — взрослая, такая, как в жизни, и я спешу за ним, бегу, расталкиваю людей, вот он, прямо передо мной, но опять исчезает, снова появляется, и опять его нет. Людей вокруг становится все больше и больше.
Его красный шарф превращается в далекую точку в толпе.
И Вей-Вень вновь пропадает.
Я проснулась, когда поезд приехал на темный обшарпанный вокзал. Пекин.
Джордж
Мы сидели в номере мотеля. Стены здесь были выкрашены в желтый, на полу лежал грязноватый ковер, а в нос бил запах нафталина и плесени.
Дождь за окном лил стеной. Нет, это был не милый летний дождик, на смену которому приходит приятная прохлада, а птицы начинают чирикать особенно радостно. Нет. Это был настоящий потоп, прямо как в Библии. Причем уже пятый день пошел, а ливень все не унимался. Я уж решил, что меня кто-то сглазил и что в скором времени придется мне ковчег строить.
На следующий день Том собрался уезжать, а сейчас сидел, уткнувшись в книгу, и желтым фломастером подчеркивал в ней что-то. Я только и слышал, как фломастер скрипит, — похоже, Том решил всю книжку изрисовать.
Пойти нам было некуда. Когда мы заселились, номер показался нам довольно просторным, я специально попросил дать нам номер побольше, на двоих, но за последние дни он словно бы уменьшился в размерах. Единственное окно выходило на задний двор. Две двуспальные кровати занимали чересчур много места. Подвернув цветастое покрывало, я сидел на той, что стояла возле стены. Над кроватью висели две картины, в которых я уже дырку проглядел. На одной — красотка на цветущем лугу, на другой — лодка в море. Стекло заляпанное, и прямо на красоткином лице — жирный отпечаток пальца. Том расположился в кресле возле окна, а книги разложил на низеньком столике. Возле кресла стояла сумка, тоже битком набитая книжками.
Том почти все время там просидел. Нет, с развлечениями тут особо не разбежишься, но ему словно никакого дела не было. Ни до пчел, ни до дождя. Ладно бы злился и ругался — так нет же, он просто сидел и читал. Читал и рисовал в учебнике толстые линии. Розовые, желтые, зеленые. У него, похоже, имелась какая-то своя система, потому что фломастеры он разложил на столе в определенном порядке и брал их по очереди.
У меня зазвонил мобильник, и от неожиданности я вздрогнул. На экране высветился номер Ли.
— Да?
— Ну, что новенького?
— За последние полчаса-то? Да пока ничего.
— Слушай, я еще один прогноз погоды нашел, — сказал Ли. — Там написано, что сегодня вечером вроде дождь закончится.
— А остальные пять что сказали?
— Что не закончится, — потерянно ответил он.
— Слушай, иногда изменить что-то нам не под силу, — утешил его я.
— А вот… — он замялся, — может, останешься еще на несколько дней?
Отчасти мы это уже обсуждали, но напрямую он еще не спрашивал.
— У меня уже машины заказаны. И помощь.
— Ясно…
Больше он ничего не сказал — знал, что не уломает меня.
— Не переживай, скоро закончится. — Я надеялся, что голос мой похож сейчас на мамин.
— Угу.
— И всего-то несколько дней погоды не сделают.
— Ну да.
Мы помолчали. По подоконнику барабанили капли дождя. Машины за стеной разгоняли шинами воду в лужах.
— Я, наверное, съезжу сейчас туда, — произнес вдруг он.
— Это еще зачем?
— Просто посмотрю.
— Я там уже был утром. Пчелы сидят в ульях. И больше ничего не происходит.
— Ну, я на всякий случай.
«Поступай как знаешь, сейчас это твои пчелы», — чуть было не вырвалось у меня.
Он тихо рассмеялся, но радости в его смехе было мало. Я положил трубку. Том оторвался от книги и посмотрел на меня:
— Почему ты не скажешь ему все как есть?
— В смысле?
— Он же потеряет урожай.
— Ну да.
— Он взрослый человек, вряд ли правда убьет его. — Том решительно надел колпачок на фломастер. Колпачок щелкнул. Я посмотрел на сына, и в меня словно бес вселился. Выражался он, чтоб ему пусто было, прямо как пятидесятилетний профессор.
— Ты ж вроде как читаешь.
— Я уже дочитал.
— И что же — ты теперь сидишь и мои разговоры подслушиваешь?
— Папа, прекрати. Ты сидишь в трех метрах от меня.
