— Разве там, откуда ты пришел, вы не импортируете товары? — спросила она.
— Орки не импортируют.
— Ах, да; ты ведь говорил, что твоя страна служит домом не только для орков. Еще дворфы, и гремлины, и… как их? Люди.
Его лицо потемнело.
— Люди не из моей земли. Хотя они бы желали, чтобы она принадлежала им.
Женщина передала ему очередной бочонок:
— Я к тому, что даже в твоей земле необходимые вещи надо ввозить.
— А откуда необходимые вещи?
— Они от других орков, из других мест. У этих орков есть то, чего нет у нас.
— Ни разу не слышал о таких местах.
— Ты меня беспокоишь. — Улыбнувшись, она махнула рукой в сторону безграничных водных просторов: — Я говорю о землях по другую сторону океана.
— Не знал, что там есть другие земли. Разве там, кроме воды, есть что-то еще?
— Очевидно, да. Иначе откуда, по-твоему, все это?
Тон ее слов сделался слегка раздраженным. Страйк поймал следующий ящик, брошенный, как ему показалось, с несколько большей, чем предыдущие, силой. Перекинув ящик следующему орку, он произнес:
— Так это все, значит, богатство?
— Можно сказать и так. — Она вышла из цепочки с упаковкой, которую только что поймала. — Я покажу тебе.
Страйк тоже вышел из цепочки. Цепочка сомкнулась: в орках, готовых помочь с разгрузкой, недостатка не было.
Женщина поставила упакованный ящик на палубу. Страйк опустился на колени рядом. С помощью ножа женщина поддела крышку и открыла ящик. Он был доверху полон красноватым, похожим на пудру материалом, который напоминал сушеные листья. По выражению Страйкова лица женщина поняла, что груз ему не знаком.
— Куркума, — объяснила она. — Специя, улучшающая вкус пищи.
— Она обладает какой-то ценностью?
— Если мы хотим, чтобы у пищи был хороший вкус, то обладает! В этом ее ценность, во вкусе. Богатство бывает не только в форме монет или драгоценностей. Это как твой меч — это не деньги и не драгоценности, и все же он ценен.
— Мой меч? — его рука непроизвольно потянулась к рукоятке. — Хорошее лезвие, но ничего особенного.
— Сам по себе он, может, и не представляет собой что-то особенное. Но в умелых руках, в руках прирожденного воина, он становится чем-то гораздо большим.
— Понимаю. Правда, понимаю.
— Так же и с орками. И со всеми живыми существами.
Его лицо сморщилось.
— Нет, я не так…
— Они как лезвия. Острые или тупые. Теперь пришла его очередь смеяться.
— И тем не менее все по-своему ценны, — подчеркнула женщина.
— И мои враги?
— Это правильно, чтобы у орка были враги. Даже если они меняются и сегодняшний враг превращается в завтрашнего друга.
— Со мной такого не бывает, — суховато отвечал он. — И не будет.
— Бывает или не бывает, но даже смертельные враги обладают своей ценностью.
— Как это?
— Потому что можно уважать — то есть ценить — их воинское мастерство, их решимость. Их мужество, если оно у них есть. И не в последнюю очередь они драгоценны тем, что орк может с ними сразиться. Нам нужен противник. Это у нас в крови.
— Никогда не думал об этом в подобном смысле.
— Но хотя мы и сражаемся, это вовсе не значит, что мы непременно должны ненавидеть.
Это в голове у Страйка совсем уже не укладывалось. Хотя он задумался.
— Но больше всего мы должны ценить тех, — добавила она, — кто нам ближе всех.
— В твоих устах все кажется таким… простым.
— Так ведь такое оно и есть, мой друг.
— Может, и так — здесь. Там, откуда я пришел, все против нас, и надо много чего преодолевать.
Ее лицо приняло торжественное выражение.
— Тогда будь лезвием, Страйк. Будь лезвием.
Он проснулся с бешено бьющимся сердцем, дыша так часто, что почти задыхался.
С бледного неба сыпал мелкий зловонный дождь, снег по большей части уже смыло. Было противно и холодно. Двухчасовой сон нисколько не освежил. В голове стучало, в пересохшем рту был мерзкий вкус.
Он лежал, дождь падал прямо ему на лицо. Он думал о том, что, за отсутствием лучшего слова, называл сном. Сны, видения, вести от богов — что бы это ни было, с каждым разом они становились все ярче, все живее. Запах озона, белые точки в глазах от яркого солнца, теплый, ласкающий кожу бриз: все это не хотело оставлять его.
И опять мысль, что его предает собственный ум, ледяной рукой сжала сердце Страйка. И тут же возникла совсем другая и не менее настойчивая мысль: что он стал ждать этих снов почти с нетерпением.
Было еще что-то, о чем он думать не хотел. Только не сейчас…
Он сел и огляделся. Все остальные уже проснулись и занимались своими делами. Кормили лошадей, вытряхивали одеяла, точили мечи.
Вспомнились события прошедшей ночи. Не из сна, а те, что предшествовали ему. Росомахи долго еще пялились в метель, надеясь высмотреть незнакомца. Даже отваживались небольшими партиями выходить на поиски. Однако путника и след простыл, так что в конце концов орки оставили тщетные попытки. В какой-то момент Страйк уснул, хотя сейчас и не мог вспомнить, когда именно это произошло.
Серафим — если его действительно звали так — пополнил собой список загадок. Однако над этой загадкой Страйк размышлять не намеревался. Главная причина была в том, что ему почему-то не хотелось рассматривать самую очевидную возможность: что этот человек попросту был безумен. Потому что тогда придется усомниться и в ценности сведений, данных им по поводу Коиллы. А сейчас нужна надежда. Любая!..
Страйк изгнал из головы все эти мысли. Сейчас есть более неотложное дело.
Джап стоял неподалеку от привязи и разговаривал с солдатами. Страйк направился к ним.
Обойдясь без преамбулы, он сказал дворфу:
— Я принял решение.
— Отправляемся за Коиллой?
— Верно.
— А тебе не пришло в голову, что этот тип, Серафим, просто лжет? Или безумен?
— Я обдумал обе эти возможности. Зачем ему лгать?
— Может, чтобы заманить нас в ловушку?
— Слишком сложный способ.
— Отчего же? Главное, чтобы сработало.
