Невысокого роста, всегда опрятный, энергичный, внешне привлекательный, он, как и другие офицеры-фронтовики, редко делился своими воспоминаниями — время было такое. Подчиненные его хвалили за отеческую заботу. Сегодня мы, вспоминая ветеранов Смерша, с глубочайшей горечью утверждаемся в правильности пословицы «что имеем, не храним, потерявши — плачем».
Автор решил найти воспоминания Анкудинова о его участии в одной из операций и поместить их с небольшими сокращениями в этой книге.
…В апреле 1942 года в предрассветном тумане на льду Финского залива, недалеко от стрелки Морского канала Ленинграда, раздались автоматные очереди. Поднятые по тревоге посты охраны Морского канала полагали, что гитлеровцы затеяли очередную провокацию. Но, к удивлению моряков, прямо на боевые посты шел краснофлотец с тремя автоматами и двумя вещевыми мешками. Неизвестного задержали. Не называя себя, моряк потребовал срочно доставить его в Особый отдел флота. На допросе он назвался Ушаковым Анатолием Денисовичем — краснофлотцем 2-й отдельной бригады морской пехоты. При эвакуации гарнизона Таллина корабль, на котором он шел с сослуживцами, подорвался на мине и стал тонуть. Многие погибли. Ушакова в бессознательном состоянии подобрали фашисты. Судьба у подобных ему была одна — лагерь военнопленных, вербовщики абвера, заброска в тыл Красной армии. Он дал себе обет — любыми путями вернуться на Родину — в родной Ленинград. Так он попал в разведшколу. Скрывая подлинные цели, Ушаков прилежно учился. Его рвение было замечено, и через два месяца его ввели в группу некоего «капитан-лейтенанта» Епифанова, который не скрывал своей ненависти к советскому строю и пытался внушить это чувство Ушакову. Епифанов хвастался, что хорошо знает Ленинград, особенно в районе порта, что там у него осталась семья и он уже навещал ее в одну из ходок за линию фронта. Немцы ему доверяли до такой степени, что он мог без увольнительных покидать стены школы и шататься по городу.
Третьим в группе был «рядовой» Балашевич, радист, — скрытный и угрюмый тип.
В начале февраля 1942 года группу вывели на цель, переведя их из Таллина в поселок Сиверский под Ленинградом для сбора информации о местах дислокации подводных лодок Балтфлота. На выполнение задания отводилось двадцать суток. Епифанов и Ушаков должны были вернуться к фашистам, а Балашевич — остаться для выполнения еще какого-то задания в городе.
Пройти в Ленинград они должны были по льду Финского залива. В первый раз группа вышла в апреле 1942 года. Епифанов потребовал, чтобы Ушаков и Балашевич шли впереди. Ушаков двигался, подавляя в себе радость возвращения к своим. Проблуждав половину ночи, группа остановилась. Попытки Ушакова убедить Епифанова и Балашевича двигаться дальше не дали результата — шпионы явно трусили и приняли решение возвращаться к немцам. Рушились надежды Ушакова, но делать было нечего, пришлось подчиниться. К утру они пришли в район Стрельны. Немецкий офицер, отправлявший их в Ленинград, был явно недоволен возвращением. Однако после беседы Епифанова один на один с немцем было принято решение возобновить заброску группы на следующую ночь.
Вновь отправились тем же маршрутом. Примерно через два с половиной часа Епифанов скомандовал остановиться, сел на лед в тяжелом раздумье. И вдруг снова приказал начать движение обратно, а при возвращении заявить, что их обстреляли и в Ленинград этим маршрутом пройти нельзя. Ушаков понял, что шпионы не желают рисковать. Очевидно, верили, что Ленинград на днях будет взят. Второй раз надежда вернуться к своим рушилась. Голову сверлила одна и та же мысль, как заставить этих людей пойти в Ленинград.
Окрик Епифанова заставил оторваться от мыслей:
— Чего молчишь, к своим захотел?
По злобному виду Епифанова Ушаков понял, что если они вернутся к фашистам, он будет из группы отчислен, а возможно, к нему будут приняты другие меры. Необходимо было решать, что делать, и немедленно.
В это время Епифанов поднялся и пошел назад, приказав остальным следовать за ним. Ушаков пришел к выводу — другого случая не будет. Самое лучшее — пустить в ход оружие. Но тут Епифанов скомандовал остальным двигаться не сзади, а впереди его. Дальше раздумывать не было времени — автоматная очередь поставила точку на планах двух матерых антисоветчиков и шпионов. Нагрузившись оружием и мешками, Ушаков побежал к флотским постам на стрелке Морского канала…
Перед особистами встал вопрос: где правда, а где вымысел в рассказе задержанного? А может, это хорошо разработанная легенда? Коварство абвера было общеизвестно. Перепроверка показаний Ушакова — от обследования трупов Епифанова и Балашевича до сбора и анализа данных на перебежчика и его жертв — высветила его с положительной стороны. Узнали контрразведчики и интересные факты биографии бывшего старшего лейтенанта Епифанова. Он действительно служил на Балтфлоте, командовал одним из вспомогательных судов. За невыполнение приказа командования из-за трусости в начале войны был осужден военным трибуналом на десять лет. Заключение заменили штрафбатом, где он имел возможность искупить свою вину перед Родиной. Но Епифанов выбрал другой путь — путь предательства: в первом же бою перебежал на сторону врага.
Ушаков на последующих допросах рассказал о разведшколе в Сиверском, о котором контрразведчики мало что знали.
— К кому вы конкретно шли? — спросил Анкудинов.
— Мы шли на связь с агентурой, но, к кому именно, не знаю, — ответил Ушаков. — Это знал только Епифанов.
Обстановка требовала быстрых и точных решений. Прежде всего надо было выяснить, был ли Епифанов в феврале 1942 года в Ленинграде по заданию немецкой разведки? Какую информацию ему удалось собрать? Где проживают его родственники?
Дальнейшая проверка Ушакова показала, что он честен перед оперативниками, и даже возникла идея отправить его вновь, теперь уже с нашим заданием, к немцам — срок двадцать дней позволял это сделать. А пока, узнав адрес проживания родственников Епифанова, которых он якобы посещал, направили на квартиру Ушакова и Анкудинова. Риск был огромный — контрразведчики не знали, кто там проживает, как встретят гостей с той стороны, планировался ли вообще заход Епифанова на квартиру?
Главным действующим лицом в этом спектакле становился Анатолий Ушаков, знавший Епифанова и обстановку в фашистском шпионском лагере. Операция началась — вот и дом на Тверской улице. Дверь открыла женщина, как оказалось, его жена. Представились знакомыми «Николая» (такую кличку имел Епифанов) и сказали, что зашли к ней по его просьбе — передать привет и подарки: сухари и махорку. Она пригласила гостей зайти. В коридоре Анатолий пояснил, что Епифанов сам хотел зайти, но загрипповал и поручил им навестить жену и вручить ей подарки.
Однако настороженность не покидала женщину. Анатолий, не дав ей опомниться, стал рассказывать о Епифанове многие подробности, о которых мог говорить только человек, действительно хорошо его знавший. Анкудинов тоже включился в разговор, передал привет от мужа, деньги и вышитый платок, изъятый из вещмешка. В свое время «капитан-лейтенант» хвастался Ушакову, что перед первым возвращением из Ленинграда к фашистам жена подарила ему этот собственноручно вышитый платок на память и удачу.
