Мы разговаривали с Соплей торопливо, в половину голоса. И я думал, что спутник мой, чукча, ничего не расслышал толком, не уловил.
Но, как оказалось, я ошибался. Он уловил все! И часа два спустя, — когда мы уже мчались по размокшей тропе на восток, — он спросил внезапно:
— Этот твой друг — он плохой или добрый? Или он, может, больной? Какой он?
— Не знаю, — сказал я. И это было вполне искренно. — Не пойму.
— Вот и я тоже не пойму! Одного человека съел. А для другого — чтоб только чай вскипятить — ноги своей не пожалел… Это как же?
— Есть русская поговорка, — сказал я со вздохом, — «чужая душа — темный лес». И это очень верно! В людях все намешано, все что угодно. Поди разберись в них, пойми… Мы сами себя-то не всегда понимаем, а что уж говорить — о других?!
До Певека оставалось теперь уж недалеко. Но все-таки следовало торопиться! Весна наступала неудержимо. И я к тому же двигался навстречу ей. А на пути моем лежало еще несколько рек, и среди них — знаменитая Колыма.
Я двигался навстречу полярному дню, и с каждой пройденной верстою день разгорался все ярче, и меркнул все медленней и неохотней… И в тот момент, когда я увидел, наконец, Колыму — была уже настоящая весна! Над речною дельтой тянулись, крича, лебединые косяки. Берега очистились от торосов. И в мутных, вздувшихся водах отражалось незакатное солнце.
Колыма! Я знал эту реку давно. Ведь именно здесь находился зловещий «Дальстрой» — одно из самых крупных лагерных управлений. Великое княжество потаенной чекистской империи ГУЛАГ.
Здесь я когда-то и встретился впервые с Соплей.
И оба мы, в общем, пробыли в лагерях «Дальстроя» недолго. Он ушел в побег, а я — на этап, на «большую землю»… Но все места эти я запомнил накрепко. И сейчас мне было интересно взглянуть на Колыму глазами вольного человека — увидать ее как бы в ином, новом свете… Интересно, несбыточно, дивно!
Я остановился в большом приморском селе Амбарчик. Поселился в гостинице. И с недельку отдыхал после долгого пути. Разглядывал окрестности, наслаждался комфортом.
Наслаждался им — по праву. Теперь я мог себе это позволить. Я ведь покинул Якутию не с пустыми руками. В заплечном моем мешке лежала дюжина шкурок — песцовых и куньих, — и ими я расплачивался за все услуги.
И чувствовал себя, как купец, богатым и красивым…
* * *
Богатому — хорошо! К нему все тянутся, его все любят… Я быстро в этом убедился, прибыв в Певек и связавшись с портовыми бичами.
По-английски «бич» — означает пляж, песчаную отмель. А на международном морском жаргоне — это человек, оказавшийся на мели… В сущности, я сам был всю жизнь таким вот бичом! Но эта публика вообще-то разношерстная, тут имеется немало разновидностей. Есть, к примеру, бичи-профессионалы, постоянно обитающие не в море, а на «мели», в портовых кабаках. На Юге таких, кстати сказать, множество. Одесса буквально кишит ими. В дальних же, северных, холодных портах, бичей — негусто. Но, как бы то ни было, они водятся всюду! Они словно бы принадлежат к широко разветвленной, подпольной секте «морских паразитов». Многие моряки сравнивают их с «водяными вшами». (Вши эти живут на коже моржей — и могучие звери не могут от них избавиться. И чем быстрее плывет обеспокоенное животное, тем глубже въедаются вши в его плоть!) «Профессионалы» такого сорта — пронырливы, хитры и безжалостны… Однако некоторую пользу можно все же извлечь и из них. Шныряя по берегу, они знают здесь все. Они лучше любого диспетчера осведомлены обо всех швартующихся судах. И могут (конечно, за доброе угощение) дать свежую информацию и свести с нужными людьми.
Меня они облепили сразу и густо. И обхаживали старательно. И мешок мой, в результате, сильно полегчал… (Чего я им всю жизнь не прощу!) Но все-таки я своего добился! Познакомился с местными рыбаками. Без труда договорился с ними обо всем. И с началом путины — опять очутился в открытом море.
Глава 7. Мыс Дежнева
Я проработал на траулере весенний сезон, побродил по Восточно-Сибирскому морю, — а затем расстался с рыбаками. Случилось это на Чукотском полуострове, в селе Уэллен. Певекский траулер дальше не шел, поворачивал назад. А я назад — не хотел! И «списавшись» на берег, стал подыскивать какое-нибудь новое судно… Уэллен — место бойкое. Оно расположено на скалистом берегу, у входа в Берингов пролив — на самом перекрестке водных дорог. Здесь сходятся и пересекаются все пути, ведущие из Ледовитого океана — в Тихий. Здесь-то как раз и начинается легендарный «Северо-Западный проход»!
И, как каждый людный перекресток, Уэллен всегда выглядит шумным и оживленным.
Когда я появился там, на рейде стояло несколько кораблей. Маячила военная канонерка, виднелись какие-то катера. И были также три промысловые шхуны.
Я уже научился немного различать силуэты. И быстро понял, что одна из шхун — китобоец. На приподнятом ее носу виднелась тупорылая гарпунная пушка. Другое же судно — типичный зверобой, охотник за котиком. (Высокие мачты, смотровая марсовая бочка — наверху мощная скошенная труба и гибкие обводы.) А поодаль стояла еще одна посудина — и она показалась мне странно знакомой…
Я вгляделся пристально — и узнал старую американскую шхуну «Юкон».
Встретились мы, как друзья… И я рассказал американцам о том, как и чем завершился скандал в бухте Тикси.
— Мало того, что я потерял тогда службу, — добавил я в заключение, — я чуть без носа не остался. А все — из-за этого каннибала! Еще хорошо, что удар был не прямо нанесен, а — сбоку…
Переводил, как обычно, Стась. Выслушав его, каннибал оскалился весело, затрясся от смеха. Но тут же посерьезнел. И долго, сосредоточенно разглядывал меня, и деловито щупал мне нос толстыми своими, черными, татуированными пальцами.
Потом он что-то прохрипел… И Стась склонился ко мне, участливо:
— Это все не страшно! Он уверен, что кривизну можно легко исправить.
— Правда? — обрадовался я. — Каким же способом?
— Да самым простым… Надо теперь ударить — с другой стороны!
— Ну уж нет, спасибо, — сказал я поспешно, — этот рецепт пусть он прибережет для себя самого.
Мы сидели — как и в первый раз — на берегу, в столовой. Но пили теперь мало. А в карты и вовсе не играли. Все были озабочены делами, заняты мыслями. Я — своими, американцы — своими. Они, насколько я смог понять, браконьерствовали (незаконно добывали котика и морскую выдру — колана). И для забот у них имелось немало причин.
Отправляясь на свой «Юкон», Стась сказал:
— Не знаю, сколько мы здесь проторчим. Власти пока не дают разрешения выходить в ваши воды… Разрешат — пойдем к Новосибирским островам. А нет — повернем к Алеутам. Но при всех обстоятельствах эту субботу и воскресенье мы здесь пробудем. Так что решай! Хочешь с нами — приходи на шхуну. Ребята уже знают тебя, верят тебе…
