Пусть это и воля отца, но все же императора. А интересы императора, выживание Империи требовали бросить на алтарь победы жизни не только людей княжества Лебедя, но даже самого Белого. Императору надо, чтобы войска людоедов остались разобщены. И если при этом обезлюдеет или даже падет княжество Лебедя, для Престола императора это приемлемая плата.
Но цена не приемлема самому Белому. Снося, к демонам, все его ажурные построения, планы, устремления и задумки. Сжигая его Город-Сад.
Белый, выговорившись, уснул.
Синеглазка гладила его седые волосы, плакала. Ее жизнь, так похожая на сказку – то, как ее нашел чудной, но добрый волшебник, обретение магического всемогущества, боги, разговаривающие с нею, как с равной, добрые и могущественные друзья, верные, готовые отдать за тебя все, даже жизнь. Жизнь-сказка, прежде недостижимая, но ставшая обыденностью. Сказка… С Белым – принцем на белом коне.
Сказка стремительно обернулась страшилкой, кошмаром. С людоедами, жестокими правителями, безжалостными битвами, всемогущими и бесчеловечными демонами и со Смертью. Неизбежной, неотвратимой. И тяжесть Неизбежного – за плечами. Страшное давление, гнет Судьбы. И тяжесть роли Игрушки богов.
* * *
Рассвет с первыми проблесками принес успокоение. Смирение. Белый мысленно пробежал той же дорожкой размышлений, что и Ястреб вчера, придя к тем же выводам: делай, что должен, и будь что будет!
Потому в Зал он входил уже уравновешенным и собранным.
Воеводы и не стали расходиться. Спали прямо в Зале, на лавках, под плащами, по-походному – на полу, на шкурах. Мастера макета – тут же.
Белый разбудил прислугу и велел готовить завтрак.
Тут же в Зал ввалился мятый, растрепанный и все еще пьяный Ястреб. Оказалось, он и не ложился. А судя по лиловым засосам на шее и растрепанной Воронихе-младшей, что пискнула, увидев князя, сквозануть пыталась, но не попала с первого раза в двери, то союз Корня и Воронихи приказал долго жить.
– А девка все же добилась своего, – пробубнил Белый, качая головой.
– Чего? – удивился Ястреб, покачиваясь, но оправляя порванную от шеи до пупа рубаху.
– Она хочет, как старшая сестра, видного семени в свое лоно, – махнул рукой Белый.
– Да? – удивился Ястреб. – Не сказал бы. Она же все проглотила. Чудная! Может, она не знает, что с этого края жизнь не завяжется?
– Тьфу, на тебя! Закрыли тему! И приведи себя в порядок! Я понимаю, нужна отдушка, но…
– Не надо! – поморщился Ястреб. – Не надо меня строить – в шеренги по три ряда. Сам я все знаю. Иди, покажу, что мы вчера понапридумывали. Не знаю, будет ли это так же умно и хитро выглядеть с трезвого взгляда, но на сухую вчера вообще не шло. Слушай, а «ход конем» будет?
– А то! – улыбнулся Белый. – ОНИ – смогли «расколоть» Мастера Боли. Так что будет нам «десант на штаб противника»!
– Ха-ха! – Ястреб, так и не сумев собрать рубаху, порвал ее совсем, швырнув в угол. – Так и знал! Так и знал!
– Знал ты! – усмехнулся Белый, немного с завистью поглядывая на перевитое стальными мускулами тело Ястреба. Белый все никак не мог набрать тела, хотя ел усиленно. Всё как в яму проваливалось. Белый махнул на двери, у которых поставил высокий продолговатый, но плоский, округлый ящик: – Примеряй, привязывай. ОН выделил тебе броню. Полноразмерную, не то что у меня – куски.
Ястреб так взревел, что воеводы посыпались с лавок, звеня мечами. Они вскакивали с оружием, ища врага, но быстро разобрались, что юноши озоруют. А потом с любопытством смотрели на чудо допотопного мастерства неведомых мастеров.
Агроном окропил кровью ящик, он раскрылся, подобно книге. Юноша, не стесняясь людей, скинул остатки одежды, «вошел» в ящик, ставя ступни в отпечатки ног, продевая руки в отверстия. Содержимое ящика, как студень, поплыло, заволакивая Агронома, облепляя его, как слизень. Меняя цвет, форму.
Спустя несколько минут, с едва слышимым шипением-жужжанием, шлем раскрылся, явив им счастливое лицо Агронома. Целиком упакованного в броню, как истинного Дракона, упакованного в свою чешуйчатую кожу-броню.
– Я веса брони совсем не чувствую, – закричал Агроном, с места прыгая вверх, через голову назад, приземляясь на ноги.
– Циркач, – вздохнул Белый, – пошли, ящер крылатый, работать. Рассказывай, что вчера наработали?
– Да мы, в общем, выпили слегка, – ответил Агроном.
– И тормознули поезд? – усмехнулся Белый.
– Нет, не тормозили, – Агроном был серьезен, хотя понял шутку, – как раз, наоборот, отпустило нас со стопора. И мы подумали, а какого, собственно… Что это изменило? Ни-че-го! Все то же осталось. Так же надо искать жрачку, железки и коней. Людей учить, полки сколачивать. Островитян встречать, в долину Широкой идти вселюдно и всеоружно. Потому работали над этим. А как до похода за хребет дело дойдет, там и вытанцуется. Сейчас главное – другое. Потому работаем! Я – в стройбат! Пока!
И махнув рукой, затянутой в неведомую, теперь – чудесную броню, убежал из Зала.
Белый удивленно и совсем немного, но растерянно, посмотрел вслед.
– Князь, – склонился в поклоне Сбитый Зуб, – не желает проверить своих «драконов»? Твоя придумка с конной пехотой оказалась очень удачной. Но нам нужно твое внимание.
– Что? Разучился выдавать волшебные пендали? – проворчал Белый.
– Я – не маг, – покачал головой Зуб, хотя уже не раз слышал это высказывание из уст как Белого, так и Агронома. И даже разок от Корня.
– Пошли, – вздохнул князь, – разберемся, кого пинать надо. Может – тебя?
И закрутилось.
Город, вроде бы умерший во время мятежа, как оказалось, только выглядел таким мертвым. Выяснилось, что большая часть горожан – основное население – никакого участия в «увеселении» не принимала. Заперлись в домах и подворьях. Бунтовщиков, вылезающих под шумок пограбить, встречали батогами и дубинами, а людям Белого они и сами были неинтересны. Сопротивления не оказывали, распахивали ворота, позволяя зайти в дом или во двор, показывая, что не укрывают мятежников. Пока город был завален трупами и мусором, так же сидели взаперти.
А как появилась работа, жизнь хозяйственная забурлила, город наводнился суетящимися людьми. Когда народ привык к бумажным распискам Казначейства княжества, торговцы открыли лавки. Торговля шла и за монеты тоже, но с оглядкой. Но в основном – за бумажные деньги. А монеты стекались в Казначейство. И не только изъятием из оборота насильно. Налоги же монетой принимались наравне с деньгой.
И вот когда рынки зашумели зазывалами, расхваливающими товары, со всей отчетливостью и удивлением стало понятно, что в княжестве всего довольно. На всех. Как бы ни были искусны разумники, как бы ни лютовали люди Корня, все схороненное они найти не смогли бы никогда. А теперь все это пошло в оборот. Зерно и мясо, кожи и ткани, вино и фрукты, рыба и морепродукты, одежда и обувь, оружие и инструмент – всё это было. Но было спрятано. Потому что никто не давал «справедливой» цены. А теперь у всех появились деньги. Бумажные, но были.
