– И это так! – кивнул Монета Креста, склоняя голову в почтении перед Штормом. – Островитяне не отступают, не сдаются. Чтобы отобрать у них что-либо, их надо убить. Потом толкнуть, чтобы упали.
– Уважил, старик, – склонил голову Шторм, потом повернулся к Белому: – Командир, от меня в земляных работах и беге мало толку. Прошу выделить мне один переход порталом до моих боевых пловцов.
И косой взгляд на Агронома, что уже множество раз переназвал все, что только можно, а также то – чего нельзя. Большая часть имен в лицо не применялась, а вот за глаза – еще как! Как ни странно, самого Черного Шторма Ястреб никак не переназвал. Ну, не считать же «лягуха» – обобщенное имя всех островитян применительно только к Шторму – чем-то отличным? При этом «боевых пловцов в степях Украины» Шторм проглотил, не поморщившись. Только, что такое «степи», а тем более при чем тут окраина – никто не понял. Пустоши эти были – в самом центре любых земель, с какой стороны ни смотри, ничем не ограничивались, окраиной ничего не были. Потому окончание присказки сразу забылось, а вот «боевые пловцы» было не обидно, а даже горделиво как-то. Агронома как-то занесло, и он выдал про «подводную лодку на воздушной подушке», но это вообще никто не понял, посчитали очередным издевательством юноши над логикой и здравым смыслом, потому сразу забыли.
Белый кивнул, но добавил:
– К битве вернись. Мне ты будешь нужен. Как повелитель воды. Сумрак тебе накопители выделил?
– Да, командир! Благодарю. Привязываются. Я буду к битве. Если… Нет! По-любому! Всей ратью Островов!
И пошел к Сумраку, опять попытавшись облапать Чуму по пути, за что получил Плетью Крови по своему Щиту Воды. Возмущенный таким расходом Силы, Прыгун даже высунул нос из волос Сумрака и возмущенно запищал.
Прыгун попривык к людям. Даже давался в руки Чуме, Нису, любя их, как членов семьи Сумрака, давался и Синеглазке. А вот на остальных шипел и скалил свои острые и длинные клыки. Но не убегал далеко. Когда Прыгун перестал прятаться от людей, выяснилось, что эта Тварь обладала еще парой способностей.
Во-первых, он был эмпат. Потому разделял с Марком все его эмоции. А к свиданиям с Чумой и Нисом вообще прибегал из любых далей, балдея от разделенных с Марком эмоций. Неприязнь он тоже чувствовал. Не хуже разумника. И поэтому Корень тоже мечтал приручить своего Прыгуна.
Во-вторых, Прыгун умел менять свой окрас от светло-светло-желтого до почти черного. Всего за несколько минут. Повиснув заплечным мешком (Прыгун, оказалось, был еще детенышем и серьезно подрос на обильном питании) за плечами Марка, на специально для него носимых ремнях, он сливался цветом с его курткой, плащом, волосами, мимикрируя с одеждой Марка.
Ну, и в остальном Прыгун был чуток, чужих не подпускал, чуял людей со злыми умыслами, находил живых в завалах, предчувствовал ливень и опасность.
Кроме этого, Прыгун чувствовал скверну и магию. И соответственно – магов. Но для этого зверька и скверна, и Сила были одного поля ягодой. Опасной, неприятной. Хотя и ставшей привычной. Марк же постоянно прокачивал через себя и Силу и скверну, превращая скверну в Силу.
А еще Прыгун перестал быть обузой при переходе порталом. И не всегда переходил, повиснув на Марке. Иногда прыгал сам. И если при переходе людей после этого портал надо было открывать заново, то на Прыгуна портал просто не реагировал, будто не было его. И это уже применяли. Прыгун носил порталом тубы с посланиями, прыгая порталом, бросая на той стороне закрытый туб, возвращаясь, за одно короткое открытие портала, сильно сберегая Силу Марка и Чумы, к просьбам которой «прислушивался», смешно шевеля ушами и косясь глазами.
Но Прыгун оказалось очень удачное имя. Зверек не только высоко и далеко прыгал, используя свои ноги, но, как оказалось, умея телепортировать себя в пределах видимости собственных глаз. В том числе и через Сторожевые Круги. Именно так он со своими сородичами и доел остатки ужина Марка, не потревожив охранных контуров при их знакомстве.
Все эти способности помогали этому виду грызунов выживать, скрываясь так тщательно, что данный вид был незнаком людям. И был бы незнаком, если бы Марк не приручил Прыгуна.
А еще Прыгун был идеальным вором. Но Марк, как очень сильно озабоченный вопросами чести муж, не догадывался. Об этом догадывался Корень. Но зверек Корня не любил. И даже не шипел на него – сразу прятался.
А в этот раз Прыгун опять учудил. Он никогда не упускал возможности прокатиться порталом, но в этот раз предпочел Прыжку руки Чумы, тихо урча от ее поглаживаний, своей эмпатией успокаивая разволновавшегося и пинающегося малыша в Чуме.
Видя это, Сумрак и сам не стал переходить. Открыл портал для Шторма, сказав ему вслед:
– Отзвонись, как прибудешь.
Эта шутка Агронома не была людьми воспринята шуткой. Потому через несколько секунд Чума поморщилась и сказала:
– Орет. Сразу и мне, и на своих. Какие богатые обороты! Надо запомнить! Куда-куда?
Проржавшись, Ставка разъехалась. Каждый знал, что должен делать, когда и в какой последовательности. Марк выехал с одним из дозоров. А Прыгун остался с Чумой. А Чума – с князем. И все это напрягло Корня, опять обострив его паранойю. От его взгляда опять стали прятаться люди.
И не зря. Отряд воинов, одетых, как дружина одного из знаменосцев, влетевший, казалось бы, на опустевший пригорок – с Белым на вершине, – был без вопросов и суеты расстрелян, а потом еще и порублен мечами и секирами в фарш. Так быстро и так жестоко, что допросить было некого. Черные Братья не признавали половинчатой победы. Только расчлененный враг признавался побежденным. Даже Ронг не смог ничего узнать – не уцелел ни один мозг ни одного из злодеев. Только потом, по следам, выясняли, проводя дознание, как погибал отряд Волдыря, властителя города Бокарта, откуда взялись эти наемники, откуда они пришли. Не удалось только узнать, кто их нанял?
Белого и Тихого Ежа эта мясорубка даже не отвлекла от карты – каждый должен заниматься своим делом. И не дело князя беспокоиться над безопасностью своей и тех, кто ему дорог. Для этого есть Корень. А он свое дело знает туго. Его не беспокоило ничего, кроме его паранойи.
И только глубокой ночью, во сне, Корень Ночной Хорек скрипит зубами, когда ему снится младшая Ворониха. Которую, казалось, легко было изгнать из своей жизни, из своей головы, но оказалось невозможно вытравить из сердца и души.
Корня беспокоило, что Ворониха осталась вместе с Жалеей, которая перед самым их уходом разрешилась от бремени и ввиду этого не могла в полную силу присматривать за возведением Обители Милосердия. Но и радовало Корня это же. Беспокоила ревность, а радовало то, что в предстоящей мясорубке молодая женщина не будет замешана, занимаясь обязанностями Матери Жалеи, помогая ей и перенимая ее опыт, а значит, выживет. Корень изгнал ее из своей постели, из своей жизни, но смерти ни ей, ни ее ребенку не желал.
И как бы не был пронырлив, проницателен Корень, то, что Ворониха вынашивает его ребенка – не знал. Считая, что она понесла от Ястреба. Корень хорошо знал, кто такой Ястреб. И потому не испытывал неприязни к будущему ребенку.
