– Нис, да ты прямо Дед Мороз! А где твоя Снегурочка? Сне-гу-ро-чка! – кричал он протяжно, на всю Пустошь, приложив руки рупором, к лицу хотя его шлем мог выдать и большую громкость, но Агроном шутил. И этим спустил держатель целой последовательности событий.
Сумрак быстро зашептал заклинание, беззвучно, сам – себе, сопровождая это быстрой игрой пальцев. Над Пустошью заиграла музыка, запели голоса Папанова и Румянцевой (если бы все знали, кто это?), в вольном совместном переводе на язык Мира – Андра, Олега и Ольги. А сам Сумрак, приосанившись, картинно, как на сцене бродячего цирка, пошел к Чуме, шедшей за левым плечом Ниса, как и положено верной жене.
– Расскажи, Снегурочка, где была? – пел Сумрак, а над его головой – слова и музыка. – Расскажи-ка, милая, как дела?
Удивленная Чума улыбнулась, выслушав одновременные инструкции и от Марка, и от Агронома, не сумев разом выслушать то же самое еще и от Белого, так же, картинно, распахнула руки и запела:
– За тобою бегала, Дед Мороз! Пролила немало я горьких слез!
И утирала смеющиеся глаза платком.
Народ застопорился. Цирк! С музыкой и иллюзиями! Прямо в замерзшей, утонувшей в грязи и людоедах Пустоши! Поразительно! Сногсшибательно! Восторг!
А лицо Ректора – отдельная песня.
– А ну-ка, давай-ка, плясать – выходи!
– Нет, Дед Мороз! Нет, Дед Мороз! Нет, Дед Мороз, погоди!
И Сумрак начал какой-то невообразимый танец, точнее – пляску! Под энергичную музыку иллюзии. Высоко прыгая, приседая, выпрыгивая обратно, размахивая руками, выкидывая ноги, хлопая в ладоши, ладонями хлопая себя по груди и бедрам.
– Иеэ-эх-ха! – взвизгнула Чума, закружилась, завертелась, отмахивая руками, шустро перебирая ногами. Ее юбка вздулась колоколом от ее быстрых оборотов, платок слетел с головы, косы расплелись, неравномерно отросшие волосы полетели кругом, водоворотом.
В пляс – с криками, ревом, слезами – пустились все вокруг.
Эту историю часто и много рассказывали после. Но мало кто понимал, что в этом такого поразительного? Почему рассказывается это чудачество с таким восторгом, с таким блеском в глазах?
Это надо было пережить! Смертельный бой с превосходящими силами безжалостного врага, победить в бою, почти утонуть в невиданном ливне, промерзнуть до полусмерти, несколько раз проститься с жизнью и с дорогими тебе людьми, десяток раз решить, что все – это точно край!
Чтобы так вот оторваться! До умопомрачения отплясывать, ногами растапливая лед под ногами, криком разбивая лед ужаса, сковавший горло, слезами безумия и счастья оживить умершие сердца и души.
С радостью, с восторгом, понять, что ты жив! Что ты не один! Что все не напрасно! С укрепляющей сознание и волю ясностью понять, что тебе все по плечу! Что вместе, лихо, ловко, смеясь, одолеете любые преграды, разгромите любого врага! Что их не остановить! Не одолеть!
Потому что мы – УХ!!! Мы вне привычных, устоявшихся норм и правил, вне традиций! Почти безумцы! Мы наш, мы – новый Мир – построим! Кто был никем, тот стал ВСЕМ!
И их не догнали. Змеи не дождались истощения магов. Когда их терпение лопнуло и они решили раздавить дерзкий отряд, не считаясь с потерями, умылись кровью.
Удар повелителей был страшен. Сияющая Чума и любующийся ею Нис призвали элементалей, покуражившихся, похулиганивших в плотных рядах мерзости, не способной убежать. Играючи убивающих людоедов, людоедов, часто умирающих еще до того, как элементали или другое заклинание доберется до них. Тупо – от ужаса, от разрыва сердца.
Неприкасаемые не бежали. Они с глупой решимостью, обреченно, умирали строем – от мощной магии, не способные не только ослушаться приказа, но даже помыслить о спасении своих жизней.
Покуражился и Сумрак, которого роль извозчика и ходячего безразмерного склада уже задолбала до тошноты и рвоты. Ископаемый Хранитель помог Сумраку усовершенствовать его неосознанное умение вызывания Точки Пустоты в телах врагов, сделав это умение самонаводящимся. Хранитель сделал это, еще работая над своей гранатой – Гневом Старых Богов. А теперь Марк практиковался, схлопывая людоедов легко, как по щелчку пальцев.
Хранитель советовал применить что-либо массовое, что-либо из проклятий, но Марк отмахнулся. Проклятия – скучно. А лопающиеся, взрывающиеся изнутри враги вызывали детский восторг!
Сам Хранитель не участвовал в веселье, но очень внимательно наблюдал за всеми. Для дальнейшего анализа и выработки мер по усилению мощи одаренных соратников.
Ректор просто тихо оху… худел, теряя вес и спесь. Он считал, что магической мощи вне стен его учреждения нет. Но оказалось, что – есть! И очень-очень! Ну, не рассказывать же ему, какими усилиями людей и богов создавалась, пестовалась, сводилась воедино вся эта мощь. Как раз для этих целей.
Показать Тьме, что здесь ей – не тут!
Ронг тоже не занимался членовредительством. Молодежь увлеклась. Подудев в атаке, забыв, напрочь о защите. Как раз в таких случаях и случаются непоправимые сожаления. Потому Ронг бдил. И тихо бдил. Свежий ветер помогал скрыть, насколько он был бдителен.
Покуражившись, Белый повел отряд дальше на юго-восток, на соединение с основными силами, истомившимися уже в земляных работах.
Как и все бездари, Белый и Ястреб были на этом празднике жизни зрителями. Как истинные фанаты сорвав глотку в крике, что «Судью – на мыло!».
Их не преследовали. Похудевшее от такой дерзости Лебедей войско Змей очень долго выходило из состояния похудения. Четко выполняя наказ Лебедя кучковаться. И не расслабляться.
Так что, выйдя «в расположение» своих войск, Белый уверенно докладывал «верховному главнокомандованию», Тихому Ежу, что задание выполнено, «хлопцы – сыты и запряжены, кони – пьяны».
От чего стало ясно, что истерика князя еще не отпустила. И он был принудительно отправлен к магу Жизни. На «постельный режим и профилактические процедуры». А за эту фразу и Агроном был отправлен в лазарет. К сестричкам, ждавшим его с влажной мягкостью и податливостью нетерпения, жгучим томлением предвкушения. И распаленным сладко-острыми девичьими грезами и прекрасно-розовыми мечтами о принце на белом коне и светлом, непременно совместном будущем. Причем каждая мечтала о своем, но мечты их были одинаковыми. Каждая считала, что непременно ее красота пленит Агронома, а с остальными он – так, поматросит и забудет.
Ястреб не был лебедем. Не был однолюбом. Он был – Дракон. Старательно, упорно, с чувством, с толком, с расстановкой, с полной самоотдачей «улучшающий генофонд Мира». Буквально не жалеющий себя, полностью положивший все, что у него было без одежды, на выполнение этой неподъемной задачи. И выложившись, опустошившись в этой непосильной задаче «поднятия целины».
Он был – Дракон. Щедро засевающий целинные нивы своими семенами. Он был – Дракон.
«Кобель он! Был, да и есть!» – возразил бы мне Корень. Злой, умело скрывающий, что ревнующий. Чувствующий, что забот у него, работы с наследниками и их попечением прибавится, кратно увеличению брюхатых красавиц. Корень долго и витиевато матерился. Так ловко, что все заслушались. Записывая, запоминая.
