Белый отвесил ему подзатыльник. Прибыток плюхнулся на задницу, зарыдал, некрасиво разинув рот и перекосив лицо. Плечи его ходили вверх-вниз, его трясло.
Белый сплюнул и прошел дальше. Его отряд стражи, вновь собранный бдительным Корнем, уже сверкая красным ухом и синей точкой на носу (пальцы у Синьки очень сильные), больше не хотел пережить ни тревог за командира, ни обидных высказываний и щипков сестры, велел пятерке крестоносцев и магам ни на шаг не отпускать Гадкого Утенка.
Тем более, что битвы уже никакой не было. Наступило безумие. Редкие Змеи бежали в детинец, ополченцы резали всех подряд, надолго застревая в каждом доме, в каждом подворье. Даже крестоносцы поддались этому безумию, наконец – сорвавшейся пружины.
Все эти «композиции изобразительного искусства Хаоса», как сказал бы Старый, распятые тела, многие из которых бились на распятьях, переродившись в Бродяг, все эти головы на пиках, растянутые, как знамена, человеческие кожные покровы, запеченные и сваренные куски человеческих тел на столах в домах. Человеческие останки и головы в выгребных ямах – как тут не озвереть? Да и общая атмосфера безумия, скверны довлела над городом.
Белого и самого потряхивало. То же он видел и в глазах своего отряда – искры безумия. Но Белый сдерживал себя, сдерживал этих людей, говоря:
– Чем мы будем лучше них?
Кое-где уже начали подниматься дымы пожаров, неизбежных в таком беспределе.
Белый вел свой отряд по залитой кровью и нечистотами, заваленной мусором и телами главной улице к холму, коронованному замком Ужа, где укрывались последние защитники Ужгорода.
Тол помог им справиться с порывами безумия. Но появилось другое – стойкое и навязчивое желание бежать. Бежать из этого мерзкого места подальше. Отмыться в чистой воде трех рек и трех родников. И больше никогда близко не подходить к этому проклятому месту!
Какой-то ополоумевший, окровавленный до самой макушки ополченец вылетел из ворот подворья, вскинув копье, кинулся на всадников, но, узнав, выронил копье, рухнул на колени, взвыл волком, стал рвать на себе одежду, сдирая кожу с лица ногтями. Тол, взмахнув рукой, успокоил воина, тот сжался, как младенец, прямо в грязи, тихо всхлипывал, зажмурившись.
– Безумие заразно, – Белый тяжело вздохнул. – Но кто, если не мы, положит этому конец?
Никто ему не ответил, пряча глаза.
– Открывайте ворота, сложите оружие! – крикнул Белый. – И я обещаю вам легкую смерть!
Никто ему не ответил. Замок как вымер. Белый махнул рукой. Уже отработанным приемом маги ослабили ворота и выбили их. Отряд Белого заехал в мертвый двор, заваленный растерзанными телами.
Спутники Белого переглянулись меж собой.
Замок был пуст, но завален порванными останками людей, залит кровью.
Что за демоны развились тут? Жертвенные клети были порваны, будто они были не из полос железа, а из холста.
– Их рвали когтями. Мастер Боли выпустил каких-нибудь Тварей?
Воины со знаками различия Змей лежали там, где сражались. В нагромождении трупов нашли и Тварь.
– Что это, Тол? – удивленно спросил Белый, на всякий случай еще раз пронзив уже обезглавленное тело.
– Бродяга. Новый вид Бродяги.
– Есть выживший! Сюда! – крикнул сверху один из крестоносцев.
Они побежали по лестницам, заваленным трупами, среди которых стали попадаться и эти странные Бродяги, с волчьими мордами и длинными когтями. Но были это не звери. Это были, несомненно, люди. Что и как с ними сделала Темная магия – вопрос интересный, но – не важный. В данный момент.
В достаточно большом зале, заваленном телами, залитом кровью и расписанном кровавыми рунами, крестоносец стоял над телом человека с цепью управляющего, извлеченным из груды тел бойцов и аж трех длинномордых Бродяг. Тол поспешил к раненому.
– Убей меня, каратель! Убей! – взмолил управляющий.
– Если заслужишь смерти, – мотнул головой Белый. – Где Мастер Боли?
– Он, мразь, вызволил этих Тварей. Сказал, что Призванные растерзают вас. Но демоны кинулись на нас, а Мастер Боли ушел подземным ходом.
Слабая, дрожащая рука управляющего указала на потайную дверь. Крестоносцы побежали к потайному ходу.
– Стойте! Там – ловушки! – слабо закричал раненый. – Вам не пройти. И он обвалит вам кишку хода прямо на головы. Их там около десятка. Они несут жертвы. И на выходе их ждут кони. И отряд наемников.
– Ты уже заслужил смерть, мерзость, – кивнул Белый. – Может, заслужишь жизнь?
– Я не хочу жизни. И смерти боюсь. Слишком много мы нагрешили. Сли…
Тол выпрямился. Управляющий умер.
– Смог что взять? – спросил разумника Белый.
– Я свое – возьму, – кивнул разумник, взяв из рук крестоносца меч и ловким ударом отрубив голову управляющему. – Он теперь от меня не убежит.
Меч он вернул крестоносцу, а голову привязал к поясу, связав космы управляющего узлом. Белый смотрел на Тола, думая, что это приключение уже сильно ожесточило им сердца. До каменной, кремневой твердости.
– Куда выходит подземный ход? – спросил Белый.
Тол задумался, перебирая пальцами, будто листал страницы книги.
– Там. Туда он выходит, – ответил Тол.
– Есть выжившие! – послышался крик с другой башни.
– Так, – Белый поднял руку, чтобы привлечь внимание побежавших людей, – я – за Мастером Боли, вы – закончите тут, с этим городом.
– Мы с тобой! – мотнул головой Комок.
– Тут маги нужнее. Вы же знаете – меня нельзя убить! – отмахнулся Белый.
– Если бы это так и было, слова бы никто не сказал, – твердо заявил Комок. – Мы – с тобой!
И тут закричал крестоносец.
– Эти Твари живы! Помогите!
– Ты, ты – со мной! – ткнул пальцами Белый в наиболее молодых крестоносцев. – Маги, зачистить тут все! Вперед, сукины дети! Там наших убивают! Вперед! А там наших уволакивают! И их доля – страшнее смерти! Молчать! Исполнять!
* * *
Светило стояло уже в зените, когда Белый подошел к распахнутым воротам. Видя его, люди выпрямлялись, лица их вспыхивали, они склоняли почтительно головы. Белый кивал в ответ, ему было немного лестно видеть, что переживали, волновались за него, рады его возвращению. Живым. Все же его больше суток не было.
Весть о его возвращении достигла нужных ушей, и вот уже скачет циркач-пересмешник, ведя коня для командира. Видя вопрос в глазах, Белый покачал головой, вскочил в седло, поскакал вслед за пересмешником.
Ополчение кучковалось к лазарету, а он разместился на главной площади, очищаемой сейчас от падали. Ставка разместилась в таверне, которую отчистили от тел, но еще не отмыли от крови и нечистот.