Героиня книги Ю. Нагибина «Заступница», бабушка Лермонтова, говорит: «Ох, русские люди, русские люди! Что только в нас не намешано: и доброта святая, преданность, и к жертве любой готовность, и вороватость, и лукавство, и притворство, и к разбою склонность. Француз или немец одной краской мазан, а наш – радуга, все цвета налицо». А правда ли, что одной краской? В их душах немало своих странностей. Русские же гордятся своей загадочностью, как в анекдоте: «Я, когда напьюсь, такая загадочная!» Тэффи в одном из рассказов смеется над «загадочностью» своей героини: «Когда кто-то попросит передать ему вина, она «закроет глаза и заговорит истерически: «Вина! Дайте мне вина! Я вчера пила… И завтра буду пить!» <…> У всех волосы на голове зашевелятся. «Какая загадочная! Не надо оставлять ее одну ночью!» Она и деньги занимает своеобразно: «Дайте мне их сейчас же! Я хочу! Я тввварь! Теперь идите… не оборачиваясь… уходите навсегда, на всю жизнь!»
А может быть, «загадочную русскую душу» придумали мы сами: это позволяет нам оправдывать любые поступки? Но говорят, что первым о ней сказал немецкий философ Г. Лейбниц (1646–1716). В 1886 году французский дипломат Эжен-Мельхиор сравнил русскую душу с холодным русским супом – окрошкой: «Там есть и вкусные, и отвратительные вещи. Русская душа – это котел, в котором смешаны печаль, безумие, героизм, слабость, мистика, разум… Если бы вы только знали, как низко эта душа может падать и как высоко она может взлетать!» «Главная тайна русских, – пишет один из блогеров в Интернете, – что никакой загадочной русской души не существует. Хотя, пожалуй, для нашей пользы было бы хорошо, чтобы на Западе в нее верили».
О загадочной русской душе написаны тысячи статей и сотни книг. Можно ли их коротко подытожить? Наверное, с таким же успехом, как в анекдоте. В России решили создать один короткий суперанекдот. Собрали все ходящие в стране анекдоты и запустили их в компьютер. Машина выдала: «Жена лежит в постели с любовником. Звонок в дверь. Вовочка бежит, открывает – на пороге Василий Иванович и Петька, оба – евреи».
Может ли голова раздвоиться от большого ума?
Русский характер понять сложно, потому что его важнейшая черта – противоречивость, парадоксальность душевных проявлений. Вспомним песню Высоцкого:
Во мне два Я – два полюса планеты,
два разных человека, два врага:
Когда один стремится на балеты —
другой стремится прямо на бега.
…А суд идет, весь зал мне смотрит в спину.
Вы, прокурор, вы, гражданин судья,
Поверьте мне: не я разбил витрину,
а подлое мое второе Я.
Противоречия есть в любом национальном характере, но русская душа не просто противоречива – она раздвоена. Философ Н. Бердяев считал, что русский характер устремлен к противоположным полюсам: деспотизм – анархизм; жестокость, склонность к насилию – доброта, человечность; индивидуализм – коллективизм; поиск Бога – воинствующее безбожие; смирение – наглость; рабство – бунт и т. п. Как объяснить раздвоенность русской души? Может быть, одновременным влиянием Европы и Азии? Влиянием язычества и православия? Или непосильным грузом жизненных проблем? По мнению историка В. Ключевского, природа и судьба приучили русского человека к тому, что невозможно что-либо рассчитать вперед, заранее наметить план действий и прямо идти к цели. Он привык выходить на дорогу окольными путями, а потому часто и мыслит так же – «надвое». У нас с давних времен говорят, что «умный в гору не пойдет», «лбом стены не прошибешь», «только вороны прямо летают, да и те крылья ломают». Наша осторожность, уклончивость, привычка колебаться и лавировать, порой выглядит как двоедушие, отсутствие прямоты и искренности.
Сегодня русские могут сказать о себе одно, а завтра – другое, своим – одно, а чужим – другое. В нас комплекс неполноценности удивительно сочетается с уверенностью в собственном превосходстве. Сегодня мы лучшие в мире, а завтра в нашей стране жить невозможно. Виктор Ерофеев съездил во Владимир на встречу с местной интеллигенцией. Люди ему понравились – замечательные, отзывчивые, но вот что удивило. После выступления его повели выпить и закусить. За столом он спросил их об их родном городе и услышал:
– Ой, Владимир – чудовищно, ой, валить надо.
Выпили по 4–5 рюмок:
– Владимир – лучший город на свете. Чего там Москва, приезжай, живи с нами.
А под 6 часов утра, все пьяные на карачках, говорят:
– Это самый сволочной город на свете. Надо отсюда бежать.
Гость пришел к выводу: «Наша душа полярна. Мы считаем себя самыми лучшими и одновременно дерьмом. Это колебания постоянные». Как же тогда нас понять?
Вот, например, гаишник, который не представляет себе жизни без взяток: «Все воруют!» Он рассуждает, что нужно быть «порядочным», то есть брать «в меру». И даже посоветовался в церкви со священником, нет ли в этом греха. А батюшка его успокоил: «Они тебе сами предлагают? Вот если ты требуешь – тогда грех». У русских нет общих, признанных всеми границ того, что можно и что нельзя. То есть норм нравственности в западном понимании.
В песне Ю. Шевчука «Я пил вчера у генерала ФСБ» генерал кипит: «Державу рвет от олигархов и воров. Мы скоро спросим всех, и все за всё ответят». Сам, однако, живет как во дворце – с бассейном, кабинетом, баней, тиром и японским сортиром. Гость ошеломлен: «Я после третьей осмелел, спросил: «На чьи труды дворец?» А он ответил: «Не твое собачье дело». Тщетно учит Евангелие: «Как можешь ты видеть соринку в глазе брата твоего и не видеть бревна в глазе своем?» Мы с одной меркой подходим к себе и с иной меркой – куда строже! – судим других. Мы любим говорить: «Вор должен сидеть в тюрьме», возмущаемся бюрократами и мздоимцами. И одновременно завидуем: живут же люди! Мы – за отмену всех привилегий, пока сами до них не дорвались. Это в России называется умением жить. Тогда как, например, у немцев умением жить называется хорошее образование, высокая квалификация и высокооплачиваемое рабочее место, без взяток и воровства.
По данным ФОМ, у нас большинство опрошенных считают недопустимым уклонение от службы в армии и полагают, что женщина не имеет права прерывать беременность. Подавляющее большинство осуждают самоубийство. Вот так сюрприз! Мы осуждаем те явления, по которым занимаем в мире первые места. Одна пятая часть опрошенных считает допустимыми пьянство и проституцию, около трети – взятки и уклонение от уплаты налогов, больше 40 % – супружескую измену или сопротивление полиции. И это только на словах, а сколько на деле? 54 % не имеют ничего против эвтаназии и 70 % – за связь без брака, хотя большинство называют себя православными. Поразительно: русские знают, что хорошо и что плохо, но этим не руководствуются – они привыкли к тому, что иначе не выжить.
«У русских нет… четких границ греха и дозволенного», – говорит канадец Джон Дерби. У нас сложилась так называемая условная, двойная мораль, зависящая от ситуации. Она проявляется и в повседневных мелочах. Вот коллега на работе ворует степлер и вам же жалуется на ворье в государстве. Дама сажает ребенка по малой нужде в тамбуре, а потом возмущается, что же это молодежь устраивает туалет в лифте. Впихиваясь в вагон, пассажир негодует: чего они встали тут у дверей? Почему не проходят вперед? А потом возмущается входящими: чего они все лезут? Не понимают, что ли, что места нет, пройти некуда? Принцип очереди живет в нас издавна: ненавидеть всех, кто впереди, и презирать тех, кто сзади.
