– Анастейша, вопреки моим надеждам ты никогда не была моей сабой, так что технически это подарок к окончанию колледжа.
Трогаюсь с парковки и еду к выходу из гаража. Останавливаюсь там и жду, когда поднимется шлагбаум.
– Ты все еще надеешься? – шепчет она.
Что?
В салоне звонит телефон.
– Грей, – говорю я.
– «Фермонт Олимпик». На мое имя, – сообщает Тейлор.
– Спасибо, Тейлор. И, Тейлор, будьте осторожны.
– Да, сэр, – говорит он и кладет трубку.
Центр Сиэтла абсолютно пустой. В этом – одно из преимуществ езды по нему в три часа утра. Я делаю петлю по I-5 на случай, если Лейла следует за нами. Через каждые пять минут я поглядываю в зеркало заднего вида. Меня терзает тревога.
Все вышло из-под контроля. Лейла может быть опасной. Но все же у нее была возможность отыграться на Ане, а она этого не сделала. Когда я ее знал, у нее была нежная душа. Лейла была умная, артистичная, озорная. Когда она прекратила наши отношения, следуя инстинкту самосохранения, я ее понимал. Она никогда не была деструктивной, ни по отношению к другим, ни к себе самой. Вот только недавно объявилась в «Эскале» и порезала себе вены при миссис Джонс да нынешней ночью изувечила машину Аны.
Она явно не в себе.
И я не уверен, что она не хочет причинить зло Ане.
Разве я смогу с этим жить, если такое случится?
Ана тонет в моей одежде, выглядит маленькой и жалкой, смотрит в окно. Она задала мне вопрос, а наш разговор был прерван. Она хотела знать, надеюсь ли я по-прежнему, что она будет у меня сабой.
Зачем она спрашивает об этом?
Заверь ее, Грей.
– Нет, не надеюсь. Больше не надеюсь. Я думал, что это и так очевидно.
Она поворачивается и смотрит на меня, кутаясь в мою куртку.
– Меня беспокоит, что… ну… понимаешь… что меня тебе недостаточно.
Почему она говорит сейчас об этом?
– Тебя мне более чем достаточно. Бога ради, Анастейша, что я должен сделать?
Она крутит пуговицу на моей джинсовой куртке.
– Почему ты подумал, что я уйду от тебя, когда я сказала тебе, что доктор Флинн рассказал мне все про тебя?
Так вот над чем она размышляла?
Не давай прямого ответа, Грей.
– Ты не можешь понять глубину моей порочности, Анастейша. А я не хочу делиться этим с тобой.
– Ты действительно уверен, что я уйду от тебя, если это узнаю? Неужели ты так плохо думаешь обо мне?
– Я знаю, что ты уйдешь, – отвечаю я, и эта мысль мне невыносима.
– Кристиан… Я думаю, что это невозможно. Я не могу представить себе жизнь без тебя.
– Однажды ты уже от меня уходила – я не хочу повторения.
Она бледнеет и теребит шнурок моих штанов.
Да. Ты причинила мне боль.
А я причинил боль тебе…
– Элена сказала, что виделась с тобой в прошлую субботу, – шепчет она.
Нет. Какая чушь.
– Нет, не виделась. – Какого хрена Элене понадобилось врать?
– Ты не ездил к ней, когда я ушла?
– Нет. Я уже сказал тебе, что не ездил, и я не люблю, когда кто-то не верит моим словам. – Тут я понимаю, что вымещаю свой гнев на Ане. Поэтому добавляю уже более мягким тоном: – Я никуда не ездил и не ходил в минувшие выходные. Я сидел и мастерил планер, который ты мне дала. Так и провел время.
Ана глядит на свои пальцы и по-прежнему теребит шнурок.
– Что бы там Элена ни думала, – продолжаю я, – не бегаю я к ней со всеми своими проблемами, Анастейша. Я вообще не бегаю ни к кому. Возможно, ты заметила, я не слишком разговорчив.
– Каррик сказал мне, что ты не говорил почти два года.
– Правда? Неужели он это сказал? – Почему они никогда не могут помолчать?
– Я… ну… вытянула из него эту информацию, – признается Ана.
– Что еще сказал тебе папочка?
– Он сказал, что твоя приемная мать была доктором, осматривавшим тебя после того, как тебя обнаружили в твоем доме и привезли в больницу. Он сказал, что тебе помогла игра на пианино. И Миа.
Мне вспоминается Миа в младенчестве, ее черный хохолок и радостное гуление. Я мог тогда заботиться о ней, мог защищать ее.
– Когда она появилась у нас, ей было полгода. Я был в восторге, Элиот – не очень. Ведь ему пришлось до этого привыкать ко мне. Тогда она была прелестной. Теперь, конечно, меньше.
Ана смеется. Причем так неожиданно. Я немного успокаиваюсь.
– Вам это кажется смешным, мисс Стил?
– Мне показалось, что она была полна решимости разлучить нас.
– Да, она такая. Активная. И надоедливая. Она… Миа. Моя маленькая сестренка. – Я кладу руку на колено Аны и сжимаю его. – Но мы не поддались, – с улыбкой добавляю я и снова смотрю в зеркало заднего вида. – По-моему, за нами никто не гонится.
Я сворачиваю с I-5 и возвращаюсь в центр Сиэтла.
– Могу я спросить у тебя кое-что про Элену? – спрашивает Ана, когда мы стоим перед светофором.
– Попробуй. – Лучше бы она не спрашивала.
– Когда-то давно ты сказал мне, что она любила тебя так, как ты считал приемлемым. Как это понимать?
– Разве это не очевидно?
– Мне нет.
– Я был неуправляемым. Я не выносил, когда ко мне прикасаются. И сейчас не переношу. Для четырнадцатилетнего подростка с бушующими гормонами это было трудное время. Она научила меня выпускать пар.
– Миа сказала, что ты был драчуном.
– Господи, что за болтливая у меня семья? Впрочем, виновата ты. – Мы снова стоим перед очередным светофором, и я смотрю на нее с шутливым осуждением. – Ты умеешь выуживать информацию из людей.
– Миа сама рассказала мне об этом. Вообще она была очень откровенной. Она беспокоилась, что ты затеешь драку, если не выиграешь на аукционе мой первый танец.
– Ой, детка, тут не было никакой опасности. Я ни при каких условиях не позволил бы никому танцевать с тобой.
– Ты позволил доктору Флинну.
– Он всегда исключение из правила.
Я подъезжаю к отелю «Фермонт Олимпик». Из дверей выскакивает парень, и я торможу возле него.
– Пойдем, – говорю я Ане, вылезаю из машины и достаю наш багаж. Бросаю парню ключи от машины.
– На имя Тейлора, – говорю я.
В вестибюле никого нет, кроме какой-то женщины и ее собаки. В такой час? Странно.
Мы регистрируемся у стойки.
