Решительно беру ее за руку и иду к ванной. Ана тащится за мной. Я включаю душ и стаскиваю с себя одежду, а она угрюмо стоит посреди ванной.
Ана, какого черта? Что случилось?
– Я не знаю, что тебя расстроило, или ты просто не выспалась, – спокойно говорю я, развязывая на ней халат. – Но я хочу, чтобы ты сказала мне причину. Мое воображение подсовывает мне всякую всячину, и мне это не нравится.
Она закатывает глаза от досады, но все-таки говорит, не дожидаясь, когда я окончательно выйду из себя.
– Доктор Грин отругала меня за то, что я пропустила прием таблеток. Она сказала, что я могла забеременеть.
– Что?
Беременна!
У меня все обрывается внутри. Блин!
– Но я не беременна. Она сделала тест. Это был шок, вот и все. Я не могу простить себе такую глупость.
Ох, слава богу.
– Ты точно не беременна?
– Точно.
Я перевожу дух.
– Хорошо. Да, понятно. Такая новость способна огорчить.
– Меня больше беспокоила твоя реакция.
– Моя реакция? Ну, естественно, я испытываю облегчение. Ведь это был бы верх беспечности и плохих манер, если бы ты залетела по моей вине.
– Тогда, может, нам лучше вообще воздерживаться от секса? – шипит она.
Что за черт?
– У тебя сегодня утром плохое настроение.
– Просто я испытала шок, вот и все, – хмурится она.
Я тяну ее в свои объятия. Она вся напряжена, злится. Я целую ее волосы, прижимаю к себе.
– Ана, я не привык к таким капризам, – шепчу я. – Мои природные наклонности советуют мне выбить из тебя капризы, но я серьезно сомневаюсь, что ты этого хочешь.
Если бы я так поступил, она бы поплакала. А мой опыт показывает, что после хороших рыданий женщины чувствуют себя лучше.
– Нет, не хочу, – отвечает она. – Мне помогает вот что. – Она обнимает меня и крепче прижимается своей теплой щекой к моей груди. Мы стоим так целую вечность, и она медленно расслабляется в моих объятиях.
– Давай примем душ.
Я снимаю с нее халат, и она идет за мной под горячую воду. Как приятно. Все утро я был не в настроении. Я мою голову и передаю флакон Ане. Она тоже повеселела, и я рад, что под гигантской душевой головкой нашлось место для нас двоих. Ана наслаждается теплыми струями, подставляет под них свое милое личико и начинает мыть волосы.
Я беру гель для тела, намыливаю руки и начинаю мыть Ану. Ее недавнее плохое настроение встряхнуло меня. Я чувствую себя виноватым. Она устала, у нее был трудный вечер. Когда она ополаскивает волосы, я массирую и мою ей плечи, руки, подмышки, спину и прелестную грудь. Поворачиваю ее и намыливаю живот, бедра, между ног и попку. Она мурлычет от удовольствия.
Я радостно улыбаюсь.
Вот так-то лучше.
Я снова поворачиваю ее лицом к себе.
– Вот. – Я вручаю ей шампунь. – Смой с меня остатки помады.
Она широко раскрывает глаза и смотрит на меня с серьезным лицом.
– Только, пожалуйста, не отходи далеко от линии, – добавляю я.
– О’кей.
Она выдавливает на ладонь немного мыла и трет руки, чтобы образовалась пышная пена. Кладет ладони мне на плечи и осторожными круговыми движениями смывает пятна красной помады. Я закрываю глаза и вздыхаю.
Смогу ли я выдержать?
У меня учащается дыхание, к горлу подступает паника. Осторожные пальчики движутся вниз по моей грудной клетке. Это невыносимо. Словно крошечные бритвенные лезвия режут мне кожу. Напрягаются все мышцы тела. Я стою как бронзовый истукан и считаю секунды. Долго мне еще терпеть?
Это длится вечность.
Я стискиваю зубы.
Внезапно я больше не чувствую ее рук на своем теле, и это тревожит меня еще сильнее. Я открываю глаза и вижу, что она снова намыливает ладони. Она глядит на меня, и я вижу свою боль, отраженную в ее глазах и на ее милом, обеспокоенном лице. И понимаю, что это не жалость, а сочувствие. Мои муки – это ее муки.
Ох, Ана.
– Нормально? – спрашивает она хриплым голосом.
– Да, – шепчу я, решив не поддаваться страху, и закрываю глаза.
Она дотрагивается до моей грудной клетки, и я застываю. Страх наполняет мне живот, грудь, горло, не оставляя ничего, кроме тьмы. Зияющая, болезненная пустота поглощает меня, всего меня.
Ана шмыгает носом, и я открываю глаза.
Она плачет. У нее покраснел нос. Слезы текут по лицу и смешиваются с водой душа. По ее лицу льется сочувствие – сочувствие и гнев. Она смывает мои грехи.
Нет. Не плачь, Ана.
Я всего лишь жалкое ничтожество.
Ее губы дрожат.
– Пожалуйста, не плачь. – Я ласково обнимаю ее. – Пожалуйста, не плачь из-за меня.
Она разражается бурными рыданиями. Настоящими рыданиями. Я беру ее лицо в свои руки и наклоняюсь к ее губам.
– Не плачь, Ана, пожалуйста, – шепчу я. – Это было давно. Мне ужасно хочется, чтобы ты прикасалась ко мне, но я все-таки не могу это выдержать. Это выше моих сил. Пожалуйста, пожалуйста, не плачь.
– Я… тоже хочу прикасаться к тебе… – бормочет она между рыданиями. – Ты даже не представляешь себе, как хочу. Я страдаю, когда вижу тебя таким… Таким испуганным и обиженным. Кристиан, меня это ужасно ранит. Я очень люблю тебя.
Я провожу большим пальцем по ее нижней губе.
– Я знаю. Я знаю.
Она недовольно щурится, потому что понимает, что я не верю ее словам.
– Тебя очень легко любить. Неужели ты этого не понимаешь? – спрашивает она.
– Нет, малышка, не понимаю.
– Легко, и это правда, – убежденно заявляет она. – И я люблю тебя, и твоя семья тебя любит. И Елена, и Лейла – они странно проявляют свою любовь, но они любят тебя. Ты достоин любви.
– Стоп.
Я не могу вынести этого. Я прижимаю палец к ее губам и качаю головой.
– Я не могу слышать это. Я ничтожество, Анастейша. – Перед тобой стоит испорченный мальчишка. Нелюбимый. Покинутый одной особой, которая обещала защищать меня. Потому что я монстр.
Это я, Ана.
Это все я.
– Я лишь оболочка человека. У меня нет сердца.
– У тебя есть сердце, – с жаром убеждает она. – И я хочу владеть им, всем твоим сердцем. Ты хороший человек, Кристиан, очень хороший. Ты даже не сомневайся в этом. Смотри, сколько ты всего сделал… чего ты достиг, – рыдает она. – Посмотри, что ты сделал для меня. От чего ты отказался ради меня. Я знаю. Я знаю, что ты испытываешь ко мне.
