Ефрейтор не успел перезарядить карабин, лицо и руки словно прожгло насквозь раскалённой осыпью. Он вскрикнул от неожиданной боли, боясь больше всего, что пострадали глаза. Поднялся на колени, ощупывая лицо.
– Ложись, – кричал ему унтер-офицер, но бывший железнодорожный кондуктор его не слышал, охваченный ужасом, что ослеп.
Неподалёку стонал пулемётчик, пробитый насквозь массивным осколком. Бывший кондуктор видел, как из раны под лопаткой толчками вытекает кровь, а второй номер расчёта лихорадочно разрывает индивидуальный пакет, доставая бинт и вату.
Лейтенант Викулов, тоже бывший военнопленный, стрелял из трёхлинейки. Второй пулемётчик выронил пакет и сунулся лицом в траву. Унтер-офицер подхватил пулемёт, стал вставлять запасной магазин. Очередь из автомата «ППШ» перехлестнула руки.
Родион Шамшин дал ещё несколько очередей и стал отползать. В него стреляли сразу трое или четверо охранников. Одна из пуль обожгла плечо. Разведгруппа торопливо отползала. Из пяти человек один был убит, а двое ранены.
Период активной разведки обходился дорого. Немцы открывали огонь, едва заметив кого-либо вблизи железной дороги. Крестьяне, которые пасли домашний скот, держались подальше от полотна. Можно было угодить под снаряд зенитной платформы эшелона или огонь крупнокалиберных пулемётов даже за километр.
На станции в райцентре двое подпольщиков, парень и девушка, были убиты пулемётной очередью с вышки, когда шли по тропинке к депо. Немецкий офицер приказал обыскать одежду, перевернул носком сапога корзинку, где лежала бутылка молока и несколько лепёшек.
– Обед несли… Можно было и не стрелять.
Подошёл ещё один офицер, из эсэсовцев. Закурив, тоже оглядел трупы и заявил:
– Часовые действовали правильно. Сейчас все лезут к железной дороге. Другие поостерегутся.
На полустанке разведчики сумели взять «языка», немецкого солдата, неосторожно отошедшего от вагона. На допросе он рассказал, что их артиллерийский полк перебрасывают из Франции на Восточный фронт. Фюрер готовит новое наступление и добьёт Красную Армию до наступления осени.
– Ваш сраный фюрер уже два года подряд пытается это сделать, – усмехнулся майор Журавлёв. – И оба раза пинка под зад получал. Забыли уже про Москву и Сталинград?
Артиллерист, солдат лет двадцати, сопел, прикуривая очередную сигарету.
– Чего примолк, завоеватель? – не церемонясь, влепил ему затрещину Виктор Авдеев. – Догадываешься, как сведения из «языков» выколачивают? Героя из тебя уже не получится. С оружием к нам угодил, вон карабин и патроны, даже нож на поясе носил. Пойдёшь по всем спискам, как дезертир. А семьи дезертиров, насколько я знаю, подлежат заключению в концлагерь.
– Никто не поверит, что я сбежал, – запальчиво выкрикнул парень. – Я служу в армии уже второй год, давал клятву на крови.
– Это что за клятва? – насторожился комиссар Зелинский. – Людей расстреливал?
Разглядев, что перед ним сидит комиссар, еврей по национальности, артиллерист понял, что ляпнул лишнее. Начал путано оправдываться, но Авдеев перебил его:
– У нас времени нет твою болтовню слушать. Говори по делу или шлёпнем из твоего же карабина. А волки и вороны от тебя одно говно оставят. Хоронить – чести много.
– Суд у нас короткий, – добавил побагровевший комиссар. – Тебя в Россию никто не звал, вот и подыхай в лесном овраге.
Солдат заговорил. Высадки англичан и американцев пока не ждут, поэтому многие части перебрасывают на Восточный фронт. В их полк поступили новые противотанковые пушки калибра 88 миллиметров с длиной ствола шесть метров. Снаряды за километр пробивают броню толщиной двенадцать сантиметров, а скорострельность орудия десять выстрелов в минуту.
Журавлёв и Кондратьев переглянулись. Оба офицера неплохо разбирались в немецком оружии. Хотя калибр был давно знаком, но раньше немцы использовали громоздкие 88-миллиметровые зенитки. Противотанковая пушка была качественно новым орудием, о котором следовало срочно сообщить командованию.
Пленный довольно подробно описал новое орудие массой почти вдвое легче прежней 88-миллиметровки и сообщил, что для быстрой транспортировки орудий и расчётов получены также полугусеничные тягачи «Краус» с высокой проходимостью.
– Вы меня всё равно расстреляете, – вдруг с отчаянием в голосе проговорил артиллерист. – Русские убивают всех пленных немцев.
– Под Сталинградом сдались в плен сто с лишним тысяч и никого из них не расстреляли, – сказал Журавлёв. – За исключением нескольких палачей-эсэсовцев.
– Из этих ста тысяч до весны дожили меньше половины…
– Ну а как общий настрой в вашем полку? – перевёл разговор на другую тему комиссар Аркадий Зелинский.
– Нормальный настрой, – с вызовом ответил солдат. – Мы верим в фюрера. Выпущены новые танки, которые гораздо мощнее ваших «тридцатьчетвёрок», новые самолёты. Сталинград – всего лишь досадный эпизод в победоносной войне, и скоро вы это почувствуете.
У пленного началась истерика. Но, цепляясь за жизнь, он снова стал давать показания, подробно рассказав об обстановке на берегу Ла-Манша, описал новые самолёты, а затем сник.
Артиллериста расстреляли в овраге, забросав тело валежником. Было опасно держать в отряде молодого, физически крепкого вражеского солдата.
Группа бойцов во главе с капитаном Кондратьевым терпеливо ждала в засаде сигнала с разъезда. Там дежурили партизаны из отряда Павла Коробова «Смерть фашизму». Уже пропустили несколько эшелонов, дожидаясь состава с танками. Дорога была загружена, и, несмотря на чёткий распорядок движения, немецкие эшелоны нередко простаивали на разъезде час или два, пропуская встречные поезда.
Наконец появился связной, который соскочил со взмыленного коня и торопливо доложил Фёдору Кондратьеву:
– Товарищ капитан, эшелон с танками приближается. Машин тридцать, не меньше, грузовики, вагоны с солдатнёй. Ну и, конечно, зенитная охрана на двух платформах.
– Состав уже покинул разъезд? – уточнил Кондратьев.
– Нет, стоит пока. Видно, встречного ждёт.
Вскоре прошёл встречный. Это был санитарный эшелон с красными крестами на крышах. Длинный состав провожали со злорадством – в глубокий тыл везли тяжело раненных. Паша Шестаков прикинул количество вагонов и объявил:
– Битых фрицев не меньше тысячи увозят. Нахлебались войны под завязку, может, некоторые поумнеют.
– Тыщи не будет, – авторитетно заявил Афанасий Рымзин. – Это не наш товарняк, где людей, как селёдку, набивают. Фрицы своих раненых в мягких вагонах вывозят, со всеми удобствами.
– Рвануть бы этих недобитков!
– Воздух, – раздалась негромкая команда наблюдателя.
Вся группа прижалась к земле. На высоте пятисот метров над дорогой шёл самолёт-разведчик «Хеншель-126» с оранжевым капотом и чёрно-белым крестом поперёк фюзеляжа. Крыло, поднятое над корпусом, торчавшее шасси и небольшая скорость не производили грозного впечатления. Эти разведчики действовали в основном в тылу.
