* * *
Как было указано выше, содержание работы лично Абрамова и всего Отдела контрразведки НКО «Смерш» Архангельского военного округа не отражено в имеющихся в личном деле документах. Безусловно, что эта тема заслуживает стать предметом особого исследования. Пока же, дабы получить представление о работе органов «Смерш», можно обратиться к ставшей уже классической повести В. Богомолова «В августе 44-го». Речь в ней идет о выявлении и захвате группы немецких диверсантов в Западной Украине, однако широко известно, что и на Карельском фронте, и в Архангельской области — территории, оперативно обслуживаемой данным ОКР «Смерш», заброска немецких диверсионных групп была совсем не редкостью.
Ш. Галимов в своем исследовании жизни и творчества писателя отмечает:
«Федор Абрамов не любил рассказывать о своих окопных буднях и фронтовых переживаниях. …Военную тему он оставил на потом, как возможный последующий этап своего творчества. Но так и не подошел к ней» (Галимов Ш. «Федор Абрамов: Творчество, личность»). Можно дополнить, что и служба в контрразведке не нашла значительного отражения в произведениях Абрамова. А ведь большую половину военного лихолетья, 2,5 года, он служил в органах «Смерш». В 6 томе собрания сочинений Ф. А. Абрамова (Санкт-Петербург, 1994 г.) опубликованы «наброски разных лет» под общим названием «Кто он?». Наброски носят, безусловно, автобиографический характер, на что указывает ряд деталей. Герою Абрамова свойственны поиск справедливости, острое сопереживание человеческой судьбе. В стремлении не допустить осуждения невиновного он идет на риск своей карьере и своему будущему, но добивается того, что найден истинный, а не мнимый предатель, на которого указывали многочисленные улики.
Возможно, одной из причин долгого молчания на эту тему и отсутствия прижизненного издания этих заметок является данное Абрамовым при поступлении на службу в ОК НКО «Смерш» АрхВО письменное обязательство: «Хранить в строжайшем секрете все сведения и данные о работе органов и войск НКВД, ни под каким видом не разглашать их и не делиться ими даже со своими ближайшими родственниками и друзьями…»
* * *
Впереди были полгода войны, но Абрамова не оставляло стремление к знаниям. 27 ноября 1944 года он представляет рапорт на имя начальника ОК ОКР «Смерш» АрхВО майора Рудиченко, в котором высказывает намерение поступить на заочное обучение в Архангельский педагогический институт, в связи с чем просит запросить руководство отдела документы об окончании им трех курсов филологического факультета ЛГУ. Такой запрос в ЛГУ был направлен.
Прошел без малого год. Отгремел салют победы. К Мавзолею на Красной площади были брошены стяги поверженных немецких боевых соединений. Советские люди возвращались к мирной жизни. В августе 1945 года в адрес начальника ОКР «Смерш» Беломорского военного округа генерал-майора Головлева приходит долгожданный для Абрамова ответ ректора Ленинградского государственного ордена Ленина университета профессора А. А. Вознесенского, в котором он категорично просит «направить для завершения образования бывшего студента 3-го курса филологического факультета… т. Абрамова Федора Александровича…»
Безусловно, профессор Вознесенский не ошибся, по окончании университета Абрамов поступает в аспирантуру и уже в 1951 году защищает кандидатскую диссертацию, с 1956 по 1960 год он заведует кафедрой советской литературы ЛГУ. С 1960 года Ф. Абрамов целиком посвящает себя художественному творчеству. Так и не состоялась возможная учеба Абрамова в стенах Архангельского государственного пединститута, но состоялся ученый-филолог и большой писатель, воспевший красоту северной земли и своих земляков, совершавших ежедневный подвиг в годы войны и послевоенных лишений.
Из приказа начальника Отдела контрразведки «Смерш» Беломорского военного округа генерал-майора Головлева от 2 октября 1945 года за № 153:
«На основании закона о демобилизации старших возрастов личного состава действующей армии от 23 июня 1945 года увольняется из кадров Красной армии в запас по ст. 43 пункт „а“ положения „О прохождении службы командным и начальствующим составом Красной армии“, утвержденного постановлением ЦИК и СНК СССР от 22 сентября 1935 года, — старший следователь ОКР „Смерш“ БелВО лейтенант Абрамов Федор Александрович… (далее следуют установочные данные. — А. К.).
Зачисляется на учет по Ленинградскому Облвоенкомату. Аттестуется отлично.
Увольняется для завершения высшего образования».
22 октября 1945 года увольнение Ф. Абрамова из органов военной контрразведки подтверждено приказом начальника Главного управления контрразведки «Смерш» генерал-полковника Абакумова.
Так закончилась карьера Абрамова — контрразведчика. Начинался долгий, плодотворный путь писателя, принесший ему мировую славу, а нам, его землякам, невольное чувство почти родственной связи с абрамовскими героями и сопричастности с подвигом, совершенным этим поколением.
* * *
6 августа 2002 года сотрудники Регионального управления побывали на родине писателя в д. Веркола, поклонились его могиле и передали пакет с документами из личного дела сотрудника ОК «Смерш» Абрамова музею его имени. Среди документов: партийные и комсомольские характеристики, автобиография, личная корреспонденция, документ «Обстоятельства моих ранений», документы, связанные с восстановлением Абрамова на учебу в Ленинградском госуниверситете, выписки из приказов об увольнении Абрамова из ОКР «Смерш» Беломорского военного округа. Копии документов были вручены вдове писателя Людмиле Владимировне Крутиковой-Абрамовой. Акция стала одним из заметных событий культурной жизни области в 2002 году, привлекла к себе большой интерес центральной и региональной прессы. Впервые в распоряжении общественности, любителей и исследователей творчества писателя оказались уникальные документы — свидетели военной поры, открывающие завесу над малоизвестным периодом в жизни нашего великого земляка.
А. Б. Кононов
Из воспоминаний о Федоре Абрамове
Перед войной
(Воспоминания Т. Головановой)
Мы были поначалу с Федей Абрамовым всего лишь «однокашники»: в 1938 году вместе поступали на филологический факультет Ленинградского университета, на русское отделение. Но учились в разных группах, групп было много — восемь, и, конечно, не все сразу узнали друг друга. Встречались мы только на общекурсовых лекциях в большом зале — слушали, например, всем потоком курс А. С. Орлова по древнерусской литературе, П. Н. Беркова и Г. А. Гуковского — литературе XVIII века, русский фольклор — М. К. Азадовского, введение в языкознание — А. П. Рифтина и другие.
Незабываемые это все были впечатления. И лица слушавших запоминались лучше всего именно тогда, на лекциях: кто где сидел, как слушал. Вот так я запомнила впервые лицо Феди Абрамова и всю его некрупную, собранную фигуру. Он сидел почти всегда на одних и тех же местах, где-то за первым столом аудитории, и внимание, с каким он слушал лектора, отмечалось особой напряженностью.
Поражались более или менее все, да и было чему: мы были слушателями и учениками блестящей плеяды университетских профессоров, которые, что и говорить, умели ввести в свой храм так, что только сердца бились и рты раскрывались. Но на этом общем фоне потрясенной аудитории Федя меня интересовал тем, что он не просто слушал — он работал. Как видно, он умел и любил работать уже тогда. Лицо его редко теряло выражение мрачноватой сосредоточенности. Темные умные глаза горели внутренним огнем, вспыхивая живым блеском интереса, но чувствовалось, что он был один в этом открываемом им мире, отчужден от всех и погружен в себя…
