Нынче многое изменилось. Разорвались те скрытые нити, соединявшие блатных и ментов. Тогда существовал некий нигде не записанный кодекс отношений, предписывающий обеим сторонам определенные правила уважения.
Сегодняшний беспредел полностью перемешал масти. Озлобил оперативников. Да и на смену бывшим московским блатным, свято чтящим воровской закон, пришли молодые отморозки, способные на все. Ну как ты будешь спокойно допрашивать молодого козла, затянутого в кожу, только что искалечившего или убившего старуху за ее копеечную пенсию!
Они, нагло развалясь в комнате опера, требовали адвоката и прокурора по надзору. Грозили убить и тебя, и жену с детьми.
Ломались такие только после того, как пару раз их голова проверяла прочность служебного сейфа. Молодые опера, насмотревшись американских боевиков, били задержанных постоянно и жестоко. Рядовые менты отнимали у них деньги, часы, вещи.
Рухнул десятилетиями заведенный порядок, неписаные моральные правила полицейских отменились. Новое время, новая, жесткая преступность диктовали адекватные методы противоборства.
Внезапное богатство, беспричинное и незаслуженное, вызывало не просто зависть, но и ненависть.
Сергей жил по средствам. На то не слишком большое жалованье, которое платили ему, чтобы он защищал от воров и бандитов новых русских.
А он не хотел их защищать. Он не видел разницы между президентом «Группы „Мост“» и криминальным авторитетом, возглавляющим солнцевскую группировку.
Он ненавидел представителей новой власти, покрывавших бандитов и воров.
Он вырос в районе Патриарших, жил в Малом Козихинском, знал всех коренных жителей, и они знали его. Он видел, как трудно стало пенсионерам, как нищенствуют врачи из районной поликлиники и учителя местных школ.
На его лестничной площадке жила журналистка Яна, вышедшая замуж за француза, врач из поликлиники и завуч школы, в которой он когда-то учился. Яна в счет не шла, она жила у мужа, поэтому самым богатым был он. И соседи постоянно стреляли у него деньги. Они завидовали тому, что Сергей постоянно получает зарплату.
Господи! Да когда это было!
О том, что происходит в стране, он старался не думать. Но все же, когда чудная врачиха Татьяна Яковлевна в очередной раз стреляла у него стольник, он не мог понять, для чего делают эти эфемерные реформы.
По телевизору он видел шикарный кабинет президента, какие-то дачи и квартиры членов правительства, слушал объяснения политобозревателей об имидже Ельцина и считал, что в нищей стране должна быть небогатая власть, а особенно президент.
Ничего, можно поработать и в старом кабинете, если у тебя растут всего лишь три социальных показателя — смертность, преступность и налогообложение.
Он шел знакомыми пустыми переулками. Вместе с темнотой вымирает город, только крутые да полукрутые толпятся у дверей ресторанов.
Жаль ему стало доброго, веселого города. С ночными гитарами на улицах, песнями Визбора во дворах. Сама жизнь ввела в Москве комендантский час. Бегите по домам, добрые люди, за железные двери и оконные решетки. Нынче ваш вечерний мир не шире плоскости телеэкрана.
В ночном магазине Сергей купил кулек пельменей и масла, обеспечив себе ужины на несколько дней.
Как только Сергей вошел в квартиру, зазвенел телефон.
— Да.
— Никольский? — спросил незнакомый голос.
— Да.
— Это подполковник Кольцов из ФСБ, крестник твой. Сергей сначала никак не мог понять, кто говорит, а потом его словно озарило.
— На чердаке ты же майором был, — засмеялся Никольский.
— А в госпитале — уже подполковник.
— Мне, что ли, на тот чердак сходить?
— Лучше не надо. Я тебе, Сергей, благодарен очень. Если бы не ты…
— Да брось ты. Лучше скажи, как себя чувствуешь?
— Все в порядке. Завтра выписываюсь, к тебе заеду в отделение.
— Можешь и домой. Я человек одинокий.
— Я тоже. Значит, до завтра.
Сергей повесил трубку. Хорошо, что этот парень оклемался. Очень хорошо.
Москва — Архангельское. Полковник Комаров
Рано утром ему позвонил заместитель директора ФСБ. По старому — зампред.
— Поговорить надо.
— Я готов, — ответил Комаров.
— Колеса нужны.
— Через час достану.
Комаров вышел из управления, сел в свою старенькую «шестерку» и поехал на Тверскую. Там жил его приятель — писатель и журналист Леня Кравцов.
Через час он подъехал на Чистопрудный бульвар. Генерал, а проще его бывший сослуживец и друг Витька Ионин, ждал его на скамеечке у пруда. Когда-то они работали в одном отделе и повышались одинаково. Вместе стали начальниками отделений, потом — замначальника отдела, потом начальниками. А в перестроечный бардак Комаров стал начальником службы по борьбе с бандитизмом и прочими уголовными проявлениями, а Витьку Ионина мутная волна подняла до генеральских погон и высокой должности.
Они безраздельно верили друг другу, что в нынешнее время стоило многого.
Ионин поднялся со скамейки и пошел к Комарову. Светлые брюки, рубашечка, куртка легкая, никогда не скажешь, что генерал-лейтенант идет.
— Достал машину?
— А як же! — усмехнулся Комаров.
— У Лени взял?
— У него.
— Смотри, просекут, воткнут к нему в машину «жучки».
— Не дай бог.
— Поехали.
— Куда?
— В Архангельское.
— Давай.
— Мы нынче как за бугром, — зло сказал Ионин, — всего боимся.
— А дело-то вырисовывается не самое простое.
— А нас и без дела слушают и ФАПСИ, и Служба безопасности Самого, и ребята Куликова. Распалась власть на несколько кланов. Борются за жирный кусок и место на Лазурном Берегу. — Ионин закурил. — Слушай, Юра, дискетка эта рудермановская оказалась очень интересной. Правда, в ней вместо фамилий псевдонимы да названия фирм — под номерами, но если кое-что сопоставить с оперативной информацией, то выходит, что кто-то торгует оружием и кладет в карман денежки. И борются за этот сладкий кусок две группировки. В одной — люди из правительства, а другая — сплошь из президентских ребят.
— На этом деле вполне можно шею сломать, — засмеялся Комаров.
— А когда мы антиквариат подняли и наркотики?
— Ну, подняли, мелочь посадили, а паханы из власти в банки да концерны ушли.
— Но все-таки ушли. И мы, если что, про них все знаем.
— А толку что? Другие пришли.
— И этих прихватим.
