Но Никольский уже не слушал его, он отдавал распоряжения, посылая людей на прочесывание, в оцепление, на отработку близлежащей территории.
Если эти двое в генеральских погонах немедленно бы среагировали на выстрел, то шансы взять киллера были.
Генерал из ГУВД закончил разговор по сотовому телефону и сказал Никольскому:
— Сейчас сюда выдвинется ОМОН и проводник с собакой, по городу объявлена операция «Кольцо». Это ваш, майор, последний шанс: не найдете убийцу — вылетите из милиции.
— А вы меня не пугайте, — зло ответил Никольский, — я с этой минуты готов уйти со службы.
— Я это прекрасно знаю, — вмешался Колесников, — языки иностранные выучил, МГУ окончил. Слышал, что зовут тебя на легкие харчи к банкирам. Нет. Мы тебя не уволим, мы с тебя за все спросим. Разговора нашего о повышении, считай, не было.
— А мне, товарищ генерал, и так хорошо.
— Но помни, Никольский…
Сергей не дослушал, он повернулся и пошел к разбитому двухэтажному домику. Стреляли наверняка оттуда.
— Суки, — догнал его Беляков, — сами в дерьме, а валят на тебя.
— На нас, Виталий Петрович.
— Нет, Сережа, на тебя. Мне сейчас сказали верные люди, что рапорт мой подписан, в понедельник на медкомиссию. Все. Отпахал я на них.
Вдовин
Он сидел в маленьком баре у Патриарших прудов и пил кофе. В зале были заняты все столики. Народ в основном сидел молодой. Ему очень хотелось выпить, но нужно было забирать машину, а менты наверняка будут проверять всех, кто находится недалеко от места убийства.
Бросить машину — вызвать подозрение.
Вдовин пил кофе и думал о том, что он не мог бросить все и уволиться из «Астры». Жизнь сложилась так, что он стал одной из ключевых фигур в чужой кровавой игре, которую вели люди, по странному стечению обстоятельств управляющие страной.
Когда в девяносто первом он был вызван в Москву из Франции, где занимал пост резидента КГБ, и явился к начальнику разведки Шабаршину, то сразу понял, что приехал он в чужую страну.
Генерал Леонид Шабаршин, один из лучших профессионалов ПГУ, разбирал письменный стол.
Посмотрев на пачку бумаг, подготовленных к уничтожению, Вдовин понял, что начальник тоже уходит из конторы.
— Тебя заменяют, тезка, — сказал начальник, — я тебе ничего предложить не могу, так как ухожу в отставку.
— Если я напишу рапорт об увольнении, вы сможете его подписать?
— Смогу.
Вдовин сел к столу и начал писать. Шабаршин заглянул через его плечо на бумагу.
— Переписывай.
— А что такое?
— Не от полковника Вдовина, а от генерал-майора Вдовина.
Так он и не успел послужить в генеральском чине. Оформили его увольнение стремительно и легко. А через несколько месяцев его нашел Новожилов. Вдовин начал работать у него с какой-то обреченной яростью, словно мстил кому-то за сломанную жизнь. Он разрабатывал комбинации, проводил сложнейшие акции.
Вдовин считался хорошим профессионалом. За много лет работы в Европе ему удалось создать вполне надежную агентурную сеть, обзавестись прекрасными связями и доверительными отношениями с весьма влиятельными людьми.
Теперь, опираясь на них, он работал не для обеспечения безопасности страны, а для того, чтобы бывшие партлидеры из провинции набивали себе карманы.
Сегодня он впервые в жизни убил человека ради сытого благополучия тех, кого он презирал.
Вдовин досконально изучил досье функционера, который фактически был главой их подпольной фирмы. Оно было точно таким же, как у всех, кто прорвался к власти в его несчастной стране.
Сидя в маленьком баре, он физически ощущал, что ему, бывшему работнику разведки, нет места в этом новом, неведомо кем созданном обществе.
Он допил кофе и вышел. В черной воде пруда покоился свет фонарей. Горели огоньки окон. Город был спокоен и тих.
Он медленно шел по переулку к машине, ощущая звенящую пустоту. Ему казалось, что из него выкачали кровь и пустили по сосудам какой-то тяжелый и жгучий раствор.
Вдовин подошел к машине, достал ключи.
— Это ваша машина? — К нему подошли двое молодых ребят.
— А в чем дело?
— Я из уголовного розыска, старший лейтенант Лепилов. — Один из ребят достал удостоверение. — Документы.
Вдовин вынул свою книжечку-документ, протянул Лепилову.
— Ассоциация ветеранов внешней разведки, — вслух прочитал офицер, — генерал-майор Вдовин… Пожалуйста, товарищ генерал.
Лепилов вернул удостоверение.
— Вы себя плохо чувствуете, товарищ генерал?
— Нет, старший лейтенант, я плохо живу в это время.
— Мы тоже не лучше. Езжайте осторожно.
— Спасибо.
Вдовин въехал во двор своего дома на Кутузовском проспекте. Квартиру здесь он получил в мае восемьдесят второго. Тогда на стене дома не было памятных досок Брежневу и Андропову.
В те годы квартира в этом доме была признаком особого доверия, своеобразной наградой.
Жить рядом с руководством страны было знаком некоего приближения к государственной элите.
Нынче все изменилось. Престижные квартиры скупили у обедневших бывших веселые коммерсанты. Что и говорить, у всех сегодняшних скоробогачей был гипертрофированный комплекс «кухаркиных детей». Поэтому им хотелось строить дачи именно в Барвихе и жить в квартирах, которые когда-то занимали министры и члены политбюро.
Вдовин приткнул свою скромную «шестерку» рядом с громадным «доджем», закрыл дверь и вышел.
Он принял решение, поэтому был спокоен. Все происходящее он как бы наблюдал со стороны. Не он, а кто-то другой набрал цифры на кодовом замке. Другой поднялся на лифте и открыл дверь в квартиру. Он разделся и принял душ. Побрился, хотя всегда это делал по утрам, подошел к шкафу и вынул генеральскую форму. Он надевал ее третий раз. Первый — в ПГУ, когда устраивал отходную, второй — когда фотографировался на удостоверение ассоциации, и третий — сегодня.
Вдовин прошел в кабинет и написал письмо жене. Потом взял листок и написал на нем:
«Надоело жить в кровавой грязи.
Л. Вдовин».
В кабинете был маленький сейф. В нем лежали награды, стояли спортивные кубки.
Вдовин вынул коробку, достал из нее спортивный мелкокалиберный пистолет. Выщелкнув обойму, проверил патроны. Потом пошел и отпер дверь. Обратного пути нет. Вот она, последняя станция его жизни. На ней нужно платить за ошибки. Жена поймет. Семью он обеспечил. Сыну и дочери лучше быть сиротами генерала разведки, чем детьми уголовного преступника.
