Москва после четырех лет военного аскетизма вновь становилась нарядной. Солнце отражалось в чистых окнах, с которых исчезли бумажные перекрестия, витрины магазинов освободились от деревянных козырьков и мешков с песком. Постепенно с улиц исчезали ватники и шинели. Люди ходили в нормальных зимних пальто, женщины надели меховые шубы. Встречалось еще много военных, и золото их погон еще больше украшало толпу.
Проходя мимо Столешникова, он отметил, что в кафе «Красный мак» моют окна и обновили вывеску над входом. Значит, скоро его откроют. А если так, то свой приезд из Белоруссии он с Наташей отметит именно там. На углу бойко торговали мороженщицы. «Мишка на Севере», «Машка на юге», — неслись над улицей их пронзительные голоса. Пачка мороженого из суфле стоила тридцать рублей. Продавщицы резали их пополам и на четвертушки. Хочешь — бери ешь. И многие взрослые покупали мороженое и торопясь ели, оглядываясь смущенно по сторонам, словно боясь, что их уличат в чем-то нехорошем.
Данилов свернул на Кузнецкий Мост и, разглядывая витрину комиссионного магазина, залюбовался огромным бронзовым орлом. Подняв могучую лапу с потемневшими от времени зеленоватыми когтями, он независимо и чуть с презрением взирал на людскую суету. Ивану Александровичу очень нравилась эта птица. Если бы не астрономическая цена, накрепко приковавшая орла к витрине, он бы наверняка купил его. Он вообще любил литье. Будь его воля и, конечно, средства, он всю квартиру заставил бы бронзовыми и чугунными фигурками львов, лошадей, офицеров в киверах и со шпагами.
Ноги сами занесли его в букинистический магазин, и знакомый продавец, милый старичок Борис Сергеевич, заманив его в маленькую комнату, выложил перед ним «Московского чудака» Андрея Белого.
— Берите, — шепнул он, — большая редкость, и цена доступная.
— Сколько? — так же шепотом спросил Данилов, с ужасом ожидая огромной суммы. Он твердо решил взять книгу, несмотря ни на что. Если не хватит денег, он позвонит Игорю и попросит подвезти.
— Сто пятьдесят, — радостно сообщил Борис Сергеевич.
Данилов выложил пять красных тридцаток и с чувством пожал тоненькую старческую руку.
— Скажите, Иван Александрович, — доверительно спросил Борис Сергеевич, заворачивая книгу, — что слышно о «Черной кошке»?
— А что вас интересует?
— Все. — Стекла очков старичка задорно блеснули.
— Это слишком общо — все. — Данилов взял книгу. — Что я вам могу сказать, такая банда есть. Но слухи о ее подвигах преувеличены, по нашим данным, раз в сто.
— Нет, позвольте, — не унимался Борис Сергеевич, — погодите. Вот у нас в подъезде паника. Кто-то нарисовал кошачьи морды на дверях квартир. Люди напуганы, милиция бездействует…
— Милиция уже держит за хвост «кошку» эту, — рассмеялся Иван Александрович, — ну а кошачьи морды — дело рук мальчишек. Зачем бандитам предупреждать о своем появлении?
Данилов вышел из магазина и весь оставшийся путь до дверей НКВД думал о страшной силе панических слухов. Они снежным комом катятся по городу, обрастая самыми невероятными подробностями. Рисунки. Выходит утром бабка и видит кошку, намазанную углем на дверях, и сразу весь район узнает об этом. А рисовали не бандиты, просто шалят местные пацаны, наводя страх на обывателя. И до чего же все-таки живуч он! Ко всему приспосабливается: к революции, войнам, бомбежкам. Распускает слухи, от которых, как заячий хвост, дрожит его малокровное сердце и трясется ночью в квартире за обитой железом дверью с крепостными запорами. За сплетни и слухи нужно привлекать к уголовной ответственности. Жаль, что такой статьи нет.
Предъявив удостоверение мрачному старшине с погонами внутренней службы, Данилов, раздевшись, поднялся на лифте на четвертый этаж. Он шел по длинному тоннелю-коридору с одинаковыми заплатами дверей. Здесь было тихо, не то что у них в МУРе, где коридоры были похожи на улицу в выходной день. Ворсистая дорожка глушила шаги, сияли плафоны под потолком, в их свете круглые таблички с номерами комнат отливали эмалевой чистотой.
Серебровского на месте не было. Смазливая секретарша, оценивающе оглядев незнакомого полковника, небрежно ответила, что начальник отдела у комиссара Королева. В приемной Данилова встретил молодой лейтенант. Он внимательно изучил удостоверение и предложил Данилову подождать.
Иван Александрович взял со стола очередной номер «Огонька» и, устроившись удобнее, начал читать. Он не торопился. Передав свои московские дела, он еще не приступил к белорусским и находился в блаженном состоянии командированного, едущего в поезде. Данилов с интересом просмотрел рубрику «Дела и люди Советской страны». Полюбовался портретом летчицы Поповой, на счету которой было 750 боевых вылетов, пересчитал ордена дважды Героя подполковника Мазуренко и начал читать «Дневник войны» И. Ермашева. Он так увлекся рассказом журналиста о войне, что совсем забыл, где находится.
— Немедленно разыщите… Да… Приказ комиссара Королева… Товарищ полковник, также нельзя… Мы вашего Данилова давно ждем.
В неинтересном для него разговоре лейтенанта вдруг промелькнула его фамилия.
— Вы какого Данилова ищете? — спросил он, с неохотой отрываясь от журнала.
— Простите, товарищ полковник, но это наше дело, — важно ответил лейтенант.
Данилов хотел сказать ему пару слов. Уж больно не любил он вот таких лощеных нагловатых порученцев. Его дело, так пусть и ищет Данилова. Иван Александрович вновь открыл журнал и с удовольствием начал читать приключенческий рассказ Ник. Жданова «Старая лоция», но все же вполуха он слышал, как бился у телефона лейтенант, пытаясь его разыскать.
Постепенно приключения катера лейтенанта Лукашина настолько увлекли его, что Данилов забыл и о времени, и о порученце.
— Иван, — вернул его обратно в приемную голос Серебровского. — Сидит, читает, а мы с ног сбились, его разыскивая. Ты что здесь делаешь?
— Как видишь, читаю «Огонек» и жду приема, — невозмутимо ответил Данилов.
— Что такое? — Серебровский повернулся к лейтенанту. — Почему полковник Данилов сидит в приемной?
— Как Данилов? — Лицо у порученца вытянулось. — Я…
— Ты давно здесь?! — все больше распаляясь, рявкнул Серебровский.
— Часа полтора.
— Ну, Макаров, — голосом, не предвещавшим ничего хорошего, проговорил Серебровский, — с тобой мы разберемся позже. Пошли, — махнул он рукой Данилову.
Королев встал из-за стола и пошел им навстречу. Виктор Кузьмич только еще больше похудел, и оспины на лице стали заметнее.
— Нашелся. А мы его ищем, поминаем тихим, незлым словом. — Он крепко пожал руку Данилову, заглянул в глаза. — Давно, давно не видел тебя. Поседел, похудел.
— Да и ты, Виктор Кузьмич, не раздался на наших-то харчах. Или теперь на вы, товарищ комиссар третьего ранга?
— Нет, Иван Александрович, для тебя все как прежде. — Королев обнял его за плечи, повел к столу. — Садись. Кури.
