Он не успел закончить. Дверь распахнулась, влетел дежурный.
— На селекционную станцию налет!
— В машину! — скомандовал Данилов. — Быстро. Ты, Токмаков, останешься здесь искать велосипед. Остальные в машину. Сколько километров до станции?
— Шесть. — Начальник розыска достал из шкафа автомат. — Людей брать?
— Не надо, хватит моих. Пусть Токмакову помогут.
— Кто звонил?
— Да голос странный, вроде детский, — ответил дежурный, — он только успел сказать: банда, потом выстрел, и связь оборвалась.
Не доезжая километров двух, увидели дым. Горела станция.
— Давай, — крикнул Данилов шоферу, — слышишь!
Шофер буркнул что-то и выжал педаль газа. Стрелка спидометра медленно уходила за цифру «сто».
Во дворе станции горел сарай.
— Зерно подожгли, сволочи, — выругался начальник розыска. Он прислушался и вдруг бросился к сараю.
— Стой! — крикнул Данилов. — Сгоришь!
— Там люди!
Сквозь треск и гул пламени из сарая доносились стоны.
Оперативники ломами разбили дверь и вытащили шестерых полузадохнувшихся связанных работников станции.
Пока спасали остатки зерна и оказывали помощь людям, Данилов узнал, что часа два назад приезжал на велосипеде новый почтальон, привозил газеты, потом приехали шестеро на бричке, нагрузили зерно на бричку и две телеги, стоявшие в сарае на станции, людей связали, заперли в сарай и подожгли с остатками зерна.
Звонила дочка агронома, она спряталась в директорском кабинете. Бандиты о звонке ничего не знали и девочку не нашли.
— Где она? — спросил Данилов.
— Вон у крыльца, — ответили ему.
На крыльце стояла девочка лет тринадцати, в выгоревшем на солнце ситцевом платьице.
— Как тебя зовут? — спросил Данилов, присев на ступеньки крыльца.
— Зина…
Голос был тихий, казалось, что девочка не говорит, а выдыхает слова.
— Ты очень испугалась?
— Очень. Когда они уехали, я поглядела в окно. Они поехали туда, — девочка показала рукой к лесу, — потом увидела огонь и спряталась.
— Спасибо, дочка, ты нам очень помогла.
— А вы их поймаете?
— Наверное.
Через двор, придерживая автомат, бежал начальник розыска.
— Товарищ полковник, они в сторону хуторов подались через лес. Следы те же, что в Ольховке.
Токмаков
Токмаков медленно шел по улице. Со стороны казалось, что задумался человек, просто гуляет, низко опустив голову. День был теплый. Гимнастерка прилипла к спине, сапоги стали пудовыми от налипшей грязи.
«Зачем же я глупостями занимаюсь, — подумал капитан, — пойду в розыск, они наверняка знают, сколько в городе велосипедов».
Он уже совсем собрался повернуть к райотделу, как увидел след. Отчетливый, замечательный след с цифрой «девять», выдавленной в грязи улицы. Он пошел по следу, еще не веря в удачу, добрался до площади и потерял его. Здесь узкую полоску протектора затоптали чьи-то сапоги и ботинки, разбили шины полуторок.
Токмакову даже холодно стало. Он закрутился по площади, но следа не было. Так он дошел до здания почты и увидел прислоненный к крыльцу велосипед. На колесе передачи висел амбарный замок. Токмаков подошел, на ходу отмечая мельчайшие детали: потертое кожаное седло, облупившуюся краску, проржавевшие ободья, истертые широкие протекторы. Велосипед был трофейный, из тех, что побросали, отступая, немцы. Подойдя ближе, капитан увидел на шине большую заплатку с цифрой «девять».
Токмаков переложил пистолет из кобуры в карман и, отойдя в сторону, встал, прислонившись спиной к дереву.
Минуты тянулись медленно, и ему снова стало невыносимо жарко. Так он стоял и ждал, засунув руки в карманы галифе, перекатывая зубами сорванную веточку. Из здания почты выходили люди. Один, второй, третий… Токмакову хотелось пить, и он сильнее сжал во рту веточку, выдавливая горьковатый сок.
Почтальон в черной форменной тужурке с синими петлицами вышел из дверей, поправляя на плече тяжелую сумку. Он постоял немного, потом медленно пошел в сторону площади. Опять не тот. Токмаков вынул из кармана руки, вытер вспотевшие ладони. Во рту стояла сухая хинная горечь.
«А что, если зайти на почту, там наверняка есть бачок с водой…» Почтальон возвращался. Он подошел к крыльцу, повесил сумку на руль велосипеда, достал из нее ключ и наклонился к замку. Когда он разогнулся, то увидел рядом молодого парня в синей гимнастерке с серебряными погонами. Он стоял совсем рядом, покачиваясь с каблука на носок, глубоко засунув руки в карманы.
— Хорошая машина, — сказал Токмаков.
— Ничего, не жалуюсь. — Голос у почтальона оказался неожиданно писклявым для его крупного тела.
— Уж больно она мне нравится, — улыбнулся Токмаков.
— Мне тоже. — Почтальон еще раз оглядел офицера всего: козырек фуражки, низко надвинутый на глаза, расстегнутый ворот гимнастерки, облепившей крепкое, готовое к броску тело, и потянулся к сумке.
— Вот это лишнее, стой тихо. — Токмаков резко выдернул из кармана руку с пистолетом. — Тихо, я сказал. Давай к райотделу. Дернешься — убью.
Данилов
— А если они поедут другой дорогой? — спросил Данилов. — Тогда как?
— Другой дороги для них нет. Только эта. — Начальник райугрозыска лежал на траве, положив тяжелые руки на кожух МТ. — Вы не бойтесь, товарищ полковник, они выйдут именно сюда.
— Откуда знаешь?
— Ко мне утром сведения поступили, что банда базируется где-то в районе старых схронов, а дорога туда одна. Эта дорога. Другой нет.
И словно в подтверждение его слов вдалеке застучали колеса телег.
— Ну что я вам говорил, — начальник розыска глубже утопил сошники пулемета, повел стволом, — самое место.
Данилов чуть приподнял фуражку, подал сигнал.
Через несколько минут телеги выбрались на поляну. Данилов мысленно поблагодарил своего напарника — тот выбрал отличное место, в случае боя солнце било прямо в глаза бандитам.
— Ну, — прошептал он, — давай.
Пулемет ударил длинно и глухо. И сразу же две лошади, запряженные в бричку, упали. Одна телега перевернулась, мешки с зерном посыпались на поляну.
Бандиты ответили нестройными очередями из автоматов. Но снова пророкотал пулемет, звонко застучали автоматы оперативников. Бандиты заметались, но, потеряв двоих, поняли, что окружены. Тогда они начали сбрасывать мешки.
— Бросай оружие, выходи по одному! — крикнул, приподнявшись на локти, Данилов.
— Получи, сука!
Пули прошли совсем рядом, опалили волосы.
