Ответ. У нас был почтовый ящик. Знаете подбитый танк в роще у развилки дороги? Так вот, под правой гусеницей нужно поднять разбитый трак, там в углублении лежит гильза от крупнокалиберного пулемета. В нее мы и кладем крипе.
Вопрос. Что кладете?
Ответ. Если по-русски — сообщение».
Теперь он знал о банде много. Почти все знал. Резидент. Количество. Вооружение. Канал связи. Можно было готовить войсковую операцию, то есть брать связника и резидента. Кто-нибудь из них наверняка на допросе покажет место бандитских схронов. Потом окружить их и предложить сдаться. А если не сдадутся… Не сдадутся? Тогда… Он вспомнил свой спор с Серебровским, ехавшим на хутор брать Стефанчука.
— Некогда мне думать, — зло крикнул Сергей, — комбинации хороши, когда время есть! У нас нет времени! Понял?
Серебровский кричал, сам распаляя себя криком. Он не хотел ждать. Не хотел с наступлением ночи оцепить хутор и постараться взять бандитов живьем. Он пошел в лоб.
— Ты меня прости, Ваня, — надсадно дыша, сказал Сергей, когда Данилов пришел к нему в госпиталь, — наломал я дров.
Он повернулся на бок и застонал. Совсем тихо. Но Данилов-то знал, чего это стоит Серебровскому.
— Лежи, лежи. Поправляйся. — Он положил на тумбочку печенье и шоколад, которые с невероятным трудом раздобыл у хозяйственников. И, уйдя, он долго не мог забыть глаза Сергея, подернутые пеленой боли.
Банда у Крука небольшая, но вооружена прекрасно. Просто так они не сдадутся. Бой будет серьезным. И неизвестно, сколько придется положить людей. Господи, почему же такая несправедливость? Ведь многие из тех, кого он должен вести против банды, были партизанами, воевали в пехоте. Ведь не для того они гибли и воскресали вновь, чтобы в самом конце войны, когда наши войска дерутся за Берлин, умереть здесь, на освобожденной территории. Четвертый эшелон — горячий тыл войны. Вспомнят ли когда-нибудь о тех, кто дрался в этом тылу? О тех, кто погиб, защищая семьи ушедших на фронт солдат?..
— Иван Александрович, вы где? — заглянул в дверь Сережа Белов.
— Здесь, Сережа.
— Вы что же в темноте сидите? Пойдемте чай пить.
— Я потом, ты иди.
— А когда потом?
— Скоро, дружище, скоро.
Сергей ушел, затворив дверь. Данилов нащупал папиросы на столе, взял одну и положил обратно. Сердце билось надсадно и неровно. Ощущение это было непонятным и странным. Ему казалось, что он взлетает и падает на огромных качелях. Данилов достал лекарство, сунул в рот таблетку и замер, прислушиваясь.
— Где полковник? — раздался в коридоре голос начальника райотдела.
— Не знаю, — ответил кто-то.
— Найти! Что вам полковник — иголка?
Данилов встал и вышел в коридор.
— Я здесь, капитан.
— Товарищ полковник, звонили из области. Ребята взяли Вуйцика под наблюдение.
— Отлично.
— Ваш младший лейтенант…
— Костров?
— Да, Костров. Он и четверо крепких ребят скрытно наблюдают за «почтовым ящиком».
— Добро.
— Что же дальше, товарищ полковник?
— Дальше… Дальше… Это, кстати, что такое?
— Велосипед почтальона.
— Почему он здесь?
— Хочу передать участковому. Вы же сами знаете, весь мой транспорт — шесть лошадей да старая полуторка.
Они вышли на крыльцо. В темноте вспыхивали и гасли огоньки папирос. Привыкшие к темноте глаза различали сидящих на лавочке милиционеров.
— …Так вот, — продолжал рассказ чей-то хрипловатый басок, — он и мне говорит: на нейтралке убитый старшина лежит. А я ему: ну и что? А он — валенки у него хорошие. Ну и что, говорю? Кто же из-за этого жизнью рисковать будет? А он вздыхает.
Рассказчик замолчал.
— Дальше-то что? — спросил кто-то.
— Чего?
— Полез он за валенками-то?
— А то как же, я же говорил, что он дюже жадный был.
— Не побоялся? — спросил тот же голос.
— Нет, рискнул. Жадность, брат, страшная вещь.
Данилов резко повернулся и вошел в коридор райотдела.
— Токмаков! — крикнул он. — Где Токмаков?!
Капитана нашли минут через пять. Токмаков, застегивая на ходу гимнастерку, подошел к Данилову.
— Извините, товарищ полковник, уснул.
— Токмаков, — Данилов внимательно посмотрел на него, — кто видел, как ты брал почтальона?
— Вроде никто.
— Вроде или точно?
— По-моему, точно. Да я его и не брал вовсе, просто прошли в милицию. Культурно так прошли, словно гуляли.
— Ну ладно. Трус в карты не играет.
— А что такое?
— Видишь велосипед?
— Вижу.
— Бери машину и сделай так, чтобы даже ребенку было ясно, что владельца велосипеда сбили. Понял?
— Пока нет, — честно признался Токмаков.
— Надо, чтобы завтра весь райцентр знал, что некий шофер из воинской части пьяным проезжал по городу и сбил почтальона. Раненого в тяжелом состоянии сначала отправили в больницу, оттуда в область. Теперь понял?
— Понял.
— Борис Станиславович, — повернулся Данилов к начальнику райотдела, — я уезжаю в область, завтра вернусь. У меня к вам просьба: вы не в курсе, есть ли в городе надежный электрик?
— Найдем. А в чем дело?
— Пусть наладит освещение на площади. Возможно, нам придется устроить маленькую иллюминацию.
— Это как понимать? — с недоумением спросил начальник. — Как приказ?
— Именно так.
— Слушаюсь.
— Значит, вы все поняли? Вот и прекрасно. Я поехал. Позовите Белова и Самохина.
Шоферу он сказал только одно слово: «Гони». Тот усмехнулся, и «виллис» помчался по дороге, как по полосе препятствий. Они не сбавляли скорость даже на шоссе. Данилов просто приказал сорвать маскировочные колпаки. Он сидел, глядя в темноту, зажав зубами давно погасшую папиросу, молчал и думал о Круке, пытаясь поставить себя на его место. Весь многолетний опыт работы подсказывал Данилову, что он не может ошибиться.
В город они въехали на рассвете.
Данилов и начальник областного управления
— Так, — сказал начальник и с уважением посмотрел на Данилова, — хитро придумал. А ведь он клюнет, я тебе точно говорю, клюнет.
— Очень рад, что и вы так считаете. Москву будем запрашивать?
— А зачем? Это дело наше. Людей я, естественно, выделю. Более того, больше дам, чем ты просишь. А вот с тем делом… — начальник на секунду запнулся, — я в обком доложить обязан. Без их санкции не могу. Ты уж пойми меня правильно. Но думаю, нам помогут. Первый секретарь обкома — бывший командир нашей партизанской бригады. Он поймет.
