Он приехал в Москву зарабатывать деньги на операцию. Наперекор земному и божескому закону он решил стать женщиной.
Я смотрю на него и никак не могу определить свое отношение к этому «голубому» пареньку.
Но все же его судьба связана с ребятами из «сто восьмого». И я придумываю сцену, говорю режиссеру. Ему нравится, он даже актера подбирает.
Но редактура говорит:
— Нет, мы этого не допустим.
И не допустили. А жаль.
* * *
Весь кинотабор выезжает на натуру. Снимаем сцену в ресторане «Сказка», недалеко от Сергиева Посада. Время поджимает, инфляция сжирает деньги. Администрация с грустью прикидывает, сколько потребуется денег, чтобы взять у пиротехников напрокат четыре автомата, нанять милицейскую машину, пригласить статистов в форме для группы захвата.
И опять нас выручает наш консультант — начальник отделения Владимир Колокольцев. Он просит четверых сменившихся милиционеров поехать с нами, конечно, направляет нам в помощь Колю Вешнякова и молодого помощника оперуполномоченного Сережу Волкова.
Мы приезжаем, выгружаем технику, начинаем гримировать артистов.
К ресторану подъезжает «боевая машина вымогателей», в просторечии БМВ.
Из нее вылезают трое крутых и по-хозяйски приближаются к нам.
— Кто у вас бригадир? — спрашивает малый с лошадиным лицом.
— Ну я, — отвечает режиссер.
— Ты, мужик, на нашей территории работаешь. Плати.
— Все вопросы к ним, — кивает Вадим в сторону милиционеров.
— Я с твоими арцыстами базарить не буду. Тебе объяву сделали — плати.
К ним подходят Коля Вешняков и Сережа Волков. Из-под расстегнутых курток торчат рукоятки пистолетов.
— Уголовный розыск. — Коля достает удостоверение.
Четверо автоматчиков полукольцом надвигаются на крутых.
И те стремительно бегут к машине. Взревел двигатель, и БМВ исчез.
— Жаль, — говорит Вешняков, — надо было машину обшмонать, наверняка у них там стволы.
Победа над местным рэкетом одержана, начинаем работать по плану.
Сцена простая, но вместе с тем есть некоторые сложности. Никто из нас не умеет пытать. По сценарию, хозяин ресторана прячет у себя бандита, совершившего налет и взявшего кучу драгоценностей. Его разыскивает другая бандитская группировка. Главный в ней артист Игорь Верник. Он-то с двумя братками и пытает хозяина. Они надевают на голову несчастного артиста Саши Пяткова полиэтиленовый мешок. Тот мычит, вырывается.
— Не могу, — хрипит Саша.
Пробуем снять. И снова не получается.
— Вы, братки, в натуре не по теме делаете. — К нам подходит здоровенный парень в синем кашемировом пальто.
— А как надо?
— Давайте сюда пакет.
Парень берет пакет, достает нож-выкидуху и делает маленький разрез.
— Вот так, ваш клиент будет слегка живым, пока не поплывет, а сколько его держать с гондоном на голове — зависит от характера.
Мы послушались совета специалиста и сняли сцену со второго дубля.
* * *
Пока мы снимали, на территории отделения работала цыганская банда. Район был богатый. На Бронной, в Южинском, Козихинском было много богатых квартир. Цыганки действовали обычно днем, когда в квартире оставались только пожилые люди, и по точной наводке. Звонили в дверь, говорили, что они из фонда социальной защиты, что их послали именно сюда, чтобы увеличить пенсию. И, как ни странно, эти весьма небедные люди радостно открывали дверь.
Дальше все шло как обычно. Пока обрадованная пенсионерка писала на кухне заявление, цыганки разбегались по комнатам и одним им ведомым методом находили драгоценности.
Потерпевшие с утра толкались в коридоре, мешая нам работать.
Дама в норковой шубе, приняв меня из-за кожаной куртки за опера-переростка, скорбно поведала, что у нее унесли огромную сумму денег и все драгоценности. Правда, кое-что у нее все-таки осталось. В ушах — серьги с крупными сапфирами, а на пальцах многокаратные бриллианты.
— Мой муж, — предупредила она, — работает у Гайдара, у вас могут быть неприятности.
— Мы это переживем, — нагло ответил я и ушел.
А на следующий день опер Миша Ялыкин пошел «топтать землю» и увидел весь цыганский табор. Он был один, а воровок — четыре, поэтому он решил их «пропасти». На его счастье, по Южинскому шли трое милиционеров из «сто восьмого».
Они задержали всю команду и приволокли в отделение. При обыске у них нашли похищенные вещи, их опознали потерпевшие. Дело стремительно закрутилось.
В отделении был праздник: к концу квартала раскрыли десять «висяков». И тогда в отделении появился человек в чудовищно модном светло-бежевом кашемировом пальто, весь обвешанный цепочками и унизанный перстнями: цыганский барон приехал выручать соплеменников.
* * *
— Значит, так, — сказал мне Вадим, — играть прокурора будешь ты. Актера нет, и денег тоже.
— Бога побойся, Вадик!
— Смета горит.
Я надел прокурорскую форму с полковничьими погонами, меня загримировали, и я пошел на второй этаж, где снимали кабинет прокурора.
— Ты что-то очень скованный, — сказал мне режиссер, — пока свет ставят, походи, подумай о чем-то хорошем, расслабься.
Ко мне подошел мой друг актер Боря Клюев.
— Ты чего?
— Не знаю.
— Пошли, я тебе помогу.
Мы вошли в кабинет на третьем этаже, Боря приволок полстакана водки и кусок соленой рыбы.
— Давай.
Я выпил, расковался и пошел играть свою первую роль в кино.
* * *
А в кабинете Володи Колокольцева сидел цыганский барон.
— У тебя такие добрые глаза, начальник, — сладко пел он, — ты нас пойми, цыган. Поймешь — простишь. Отпусти девочек, они бедные, у них дети…
— Не могу, дорогой, — улыбается Володя, — над ними моей власти нет. Ты же видел в коридоре прокурора? Теперь он все и решает.
* * *
Я отснялся на удивление быстро.
— Ты пока не раздевайся, — сказал Вадим, — может, еще что-нибудь доснимем, погуляй пока, только сильно не расслабляйся.
Я поднялся на третий этаж, и на меня наехал человек в бежевом пальто.
— У тебя добрые глаза, начальник. Не говори нет, вижу, что ты открытый человек. Помоги моим девочкам. Цыгане друзей любят. Добро помнят. За добро добром платят.
— Это как?
— Ты только скажи, все будет.
— Не могу, дорогой, служба не позволяет, — гордо ответил я и пошел к Колокольцеву.
