И тут Корнеев очнулся и увидел себя на мостовой, и машину «Волгу» рядом увидел, и людей, с любопытством смотрящих на него.
Пелена словно спала, и он вновь ощутил свою связь с городом, людьми, машинами, надвигающимся московским вечером.
— Извини, — сказал Игорь.
— Погоди. — Водитель подошел ближе. — Да ты трезвый никак. Болен, что ли?
— Вроде того.
— Садись. Подвезу, а то откинешь копыта, не дай бог.
— Спасибо.
— Тебе куда? — спросил водитель, когда Корнеев уселся в салоне.
— К «Новокузнецкой».
— Это как делать нечего.
На Пятницкой у булочной Игорь попросил остановиться. Достал пятерку.
— Да ты что, друг, не обижай. — Водитель хлопнул его по спине. — Слава богу, отошел ты. Горе, что ли?
— Лучшего друга убили.
— Кто?
— Пока не знаю.
— Кооператором был?
— Нет, инженер.
— Вот, суки, рвань. Ты, друг, иди домой и стакан вмажь, очень советую, полегчает.
Машина ушла, а Игорь остался на Пятницкой.
Вечерняя улица жила обычной жизнью. Шли значительные ребята из Радиокомитета, торопились женщины с руками, оттянутыми сумками, мужчины стекались к винному магазину.
Игорь подошел к громадной очереди и понял, что стоять здесь не сможет.
Мимо метро он прошел к рынку и увидел Борьку Ужова из соседней квартиры, главного районного алкаша.
— Боря! — крикнул Игорь. — Уж!
Сосед обернулся и опасливо подошел к Корнееву.
— Здорово, Игорь.
— Привет.
— Ты чего?
— Достань бутылку.
— Так цена ж.
Игорь полез в карман, вынул три десятки.
— На.
— Так много не надо, для тебя за двадцатник сделаю.
Он исчез за какими-то палатками, торгующими кооперативной дрянью, и через несколько минут появился с пакетом.
— Держи, «Сибирская».
— Спасибо, Уж.
— Да чего там. Мы же с понятием.
— А у тебя стакана, случайно, нет?
— Неужто на улице будешь? — с изумлением спросил Борька.
— Буду.
Уж залез в необъятный карман куртки и вытащил стакан.
— На.
Игорь сунул стакан в пакет и пошел по переулку. Он шел, еще не зная куда, не думая о том маршруте, ноги сами несли его.
Сначала переулок, потом площадка детская, проходняк, узкий, как щель, дыра в заборе и пустой школьный двор. Когда-то здесь они учились вместе с Женькой. Когда-то, тысячу лет назад.
Двор был пуст. Здание школы заляпано краской, красная вывеска разбита чьей-то безжалостной рукой.
Игорь сел на ступеньки, достал стакан, поставил его рядом, свинтил пробку и налил его до краев.
Выдохнул воздух и выпил стакан в два глотка.
Тепло разливалось по телу постепенно. Оно сожгло застрявший в груди, как булыжник, ком горя, и Игорь заплакал.
Зажглись фонари, на город опустились сумерки, а он сидел и плакал, закрыв лицо руками.
Глава 2
Сидел на ступеньках школы Корнеев, он перестал плакать, и глаза у него были сухие и жесткие.
…А Филин только что закончил рыбачить. Он шел по лесной тропинке к даче, поодаль Вова нес затейливый спиннинг и сеточку с рыбой.
Тишина. Покой. Душевное спокойствие.
В кооперативном кафе «Маргарита» за столом, заставленным закусками и выпивкой, гуляли Серый, две роскошные девицы и крепкий парень в кожаной куртке. Он потянулся к бутылке, и на руке стала отчетливо видна татуировка — три звездочки, как на погонах у старшего лейтенанта.
…В Софийском аэропорту Роман Гольдин брал билет до Москвы. Он сунул руку в карман брюк, достал толстую пачку долларов.
— Первый класс, — сказал он на плохом английском.
А Козлов умывался у реки, у них там уже утро начиналось. И впереди у него был тяжелый день. Работа была впереди. Настоящая. Мужская.
В Вене у дверей палаты, в которой лежал Сергей Третьяков, сидел полицейский. Он внимательно поглядывал на пробегавших мимо людей в белых халатах, на редких посетителей.
Второй полицейский в штатском сидел в конце коридора, рядом со столом дежурной сестры.
Самолет авиакомпании «Балкан» приземлился в Шереметьевой.
Роман Гольдин, помахивая сумкой, поблагодарил стюардессу и вошел в гофрированный переход.
Пятнадцать лет он не видел пограничников в зеленых фуражках, пятнадцать лет не ступал на землю этой страны.
По переходу шел не тот Роман Гольдин, который спешно покидал родную Москву.
Сюда прилетел преуспевающий бизнесмен, одетый дорого и элегантно.
Он заполнил декларацию и получил чемодан.
Прошел таможню.
Опытным взглядом сразу определил крутежников, скупающих на корню технику и заграничные вещи. Огляделся по сторонам и увидел высокого парня в кожаной куртке, внимательно разглядывающего его.
Роман сразу же направился к нему, куртка эта была униформой московских «деловых».
— Вы Гольдин? — спросил Серый.
— Да.
— Давайте ваши вещи.
Сергей Третьяков открыл глаза, мучительно, поэтапно сознание возвращалось к нему.
Сначала он видел белый потолок, потом кусок занавешенного окна.
Он попытался приподняться, но острая боль пронзила все его тело.
Над ним склонилась молодая девушка.
Она что-то говорила ему, мягко укладывала опять.
И Сергей вновь провалился в полузабытье.
Эрик Крюгер вошел в вестибюль отеля «Цур Штадтхалле».
По раннему времени маленький холл был пуст и безукоризненно чист.
Отель был старый, построенный в добрые довоенные времена. Новый владелец сохранил старовенский стиль: сияла бронза, темное дерево мебели и стойки портье. Все говорило о незыблемости доброго, надежного стиля.
— Господину угодно снять номер? — За стойкой поднялся щеголеватый молодой человек в форменной синей куртке с вышитыми золотом ключами на воротнике.
Он был элегантен даже в этой униформе. Элегантен и красив, как киноактер из фильмов пятидесятых годов.
Только руки портили его. Широкие, короткопалые, с крупным перстнем на правом мизинце.
Крюгер подошел, усмехнулся и достал значок.
